Отступники Эскулапа

– Соответственно, и учетная запись роженицы прошла через местные немецкие архивы. А когда наши войска освободили эту территорию, то часть медицинских документов оказались сохранными и попали в руки особого отдела. Судя по всему, и здесь вам крупно не повезло. В заключении о смерти было предельно чётко указано, что Хельга Генриховна Петерсонс умерла во время родов в сентябре 1942 года в больнице при станции Комаричи. Ребёнок – а это был мальчик – выжил, и его усыновила местная семья Разиных… Кстати, Дмитрий Иванович так до конца жизни и не узнал, что вы были его родной тётей, – вновь сделала отступление от рассказа Олеся Сергеевна, которой стало очень грустно при воспоминании об этом невинно и так трагически погибшем человеке. – Вот таким образом, Ханна Генриховна, вас подвела вторая разновидность человеческой любви, в данном случае – немецкая любовь к порядку. Впрочем, теперь это уже и не важно, потому как сейчас мы подходим к третьей разновидности человеческой любви, погубившей вас, лейтенанта Ханну фон Шмид – искренней любви вашей сестры Хельги к отцу… Когда её выслали из Москвы, то одновременно с этим отобрали и недавно полученный паспорт, выдав вместо него справку для подтверждения личности и листок убытия из столицы. На новом месте, куда она была сослана, при постановке на учёт произошла неточность записи в регистрационной книге. В память об отце, хотя и сильно рискуя, Хельга изменила фамилию, добавив на конце фамилии букву «с», став теперь не Петерсон, а Петерсонс. В любом случае Абвер этого не знал, когда готовил вас занять её место. Вот так дочерняя любовь сыграла с вами очередную злую шутку. Когда я сопоставила эти факты, то получалось явное несовпадение. В сорок втором году на оккупированной немцами территории Орловской области во время родов умирает Хельга Генриховна Петерсонс, причём именно в том самом месте, где до этого, согласно вашим рассказам, проживали именно вы. Однако при этом, в том же самом сорок втором, но уже под Оренбургом у некой Хельги Генриховны Петерсон рождается дочь по имени Астрид… Не нужно быть семь пядей во лбу, чтобы понять очевидный факт, что одна из этих женщин выдавала себя не за того, кем на самом деле являлась. Вот тогда у меня и возник главный вопрос: «Кто же из вас Хельга, а кто Ханна?» Отмечу, что имени другой сестры на тот момент я ещё не знала…. Однако, немного поразмыслив, я со всей очевидностью поняла, что ответ на этот вопрос всё время лежал на поверхности… Ваша внучка Елена в разговоре вскользь упомянула имя своего прапрадеда. Вильгельм, как сказала она тогда, так же был известным немецким врачом. А дальше всё очень просто. Мне на память пришла монограмма на вашем антикварном костыле: «WVS». Я предположила, что первая буква «W» являлась началом его немецкого имени: «Wilchelm». Хотя само по себе это ещё ничего не значило…. А вот теперь мы вновь возвращаемся к началу моего рассказа, а именно к обнаруженной в квартире у старика Ланге старинной семейной фотографии. Как я думаю, вы прекрасно помните, что в центре снимка располагался ваш дед Вильгельм, в руке которого был зажат… да, Ханна Генриховна… правильно, тот самый старинный антикварный костыль, с которым вы проходили полжизни. И волею судьбы так случилось, что именно в тот момент следователь Ермолаев предоставил мне секретную информацию. Он сообщил, как на самом деле звали командира немецкой диверсионной группы. А звали её… Ханна фон Шмидт. Если взять первые три буквы имени и фамилии, то получится монограмма «HVS». Всё сходилось: раз костыль у вас, следовательно, вы и были той самой, оставшейся жить со своим дедом, Ханной фон Шмидт, командиром немецкой диверсионной группы… Вот так четвертая разновидность человеческой любви, а именно любовь к своему древнему немецкому роду, послужила вашему окончательному разоблачению. Шах и мат. Преступники получили по заслугам.

После этих слов, уже больше не дожидаясь обратной реакции – до того ей стало противно находиться в обществе этой старухи – Олеся Сергеевна решительно поднялась со стула. Она даже сделала шаг по направлению к двери, однако что-то в глубине её души настойчиво требовало поставить окончательную точку в этом деле.

«Конечно же, я не сказала ей самого главного… Что я на самом деле думаю о ней и Ланге».

Она остановилась, развернулась на месте и подошла к кровати. Пристально глядя в глаза фон Шмидт и уже больше не сдерживаясь, с чувством праведного гнева Киряк произнесла:

– Хотя нет… лично вы, Ханна фон Шмидт, и ваш мерзкий подельник Рудольф Ланге, вы не просто преступники. Вы… – запнулась Олеся Сергеевна, пыталась подобрать правильные слова. – Вы – отступники! Вы – отступники от самой сути врачебной науки, от всех её основ и моральных принципов. Вы – отступники Эскулапа!