Отступники Эскулапа

Ханна же, в отличие от сестры, была отнюдь не романтичной особой. Она была крайне практична во всем, правда при этом столь импульсивна, что порой это переходило в открытую агрессию, настолько сильно было в ней стремления доминировать. Но больше всего родителей расстраивало новое увлечение дочери, а именно её необъяснимая тяга к национал-социализму. В последнее время Ханна настолько прониклась идеями нацистской Германии, что стала ярой сторонницей Адольфа Гитлера.

Стоило бы отметить, что отдельно к формированию подобных нацистских взглядов приложил руку и родной дед Ханны – Вильгельм фон Шмидт, отец их матери Катрин. Дед происходил из старинного немецкого рода, имевшего давнишнюю историю. И только, как он всегда считал, его непростительное попустительство в деле воспитания дочери позволило той в своё время выйти замуж за Генриха, этого немца-полукровку, а когда-то его лучшего ученика на кафедре анатомии Лейпцигского университета, с такой несуразной латышской фамилией – Петерсонс.

И вот теперь именно этот седовласый пожилой мужчина и шёл рядом с Ханной навстречу стоящему на перроне многочисленному семейству.

Лицо старика выглядело напряженным и словно налитым красной краской: по всем признакам было понятно, что он с огромным трудом сдерживает кипевший внутри гнев. Покрасневшие глазные склеры с очень выраженной сеткой кровеносных сосудов возбужденно и угрожающе блестели, а суженные до размера игольного ушка зрачки словно сконцентрировали в себе всю злобу и неприязнь, что была готова в любую секунду излиться на стоящих перед ним людей.

Теперь даже маленькие дети и те, видимо, почувствовав угрозу со стороны их родного дедушки, на какое-то время притихли, прижавшись с двух сторон к матери.

Отец семейства, переборов себя и набравшись мужества, сделал шаг вперёд и расправил плечи, словно защищая семью от надвигающейся опасности. При виде приближающегося тестя он так же не на шутку раскраснелся, будто приготовился принять смертельный бой со своим бывшим учителем и наставником по медицинской науке.

В отличие от мужа, Катрин, увидев отца, уже еле-еле стояла на ногах: женщина внезапно побледнела и, часто-часто задышав, казалось, была теперь на грани обморока.

Первым заговорил подошедший старик. Без всяких предисловий он сразу же обратился к дочери.

– Катрин, я чувствую огромное разочарование, когда вижу, во что ты превратилась… Разве ради этого я тебя растил?!.. Ради этого я дал тебе лучшее в Германии образование?!.. Чтобы ты, связав свою жизнь с никчемностью, в конечном счёте предала Родину… собравшись переехать жить к её главным врагам!?.. Разве этому я тебя учил?.. Тебя, Катрин фон Шмидт, продолжательницу старинного германского рода?! – гневно начал старик.

Было видно, что эти слова даются ему с огромным трудом. Он тяжело дышал, и каждая фраза сопровождалась тихим, свистящим звуком, словно у пожилого немца случился приступ бронхиальной астмы.

– Нет, видимо, плохой из меня был учитель раз моя дочь готова уехать жить к коммунистам, предавая свой народ!.. А раз так, то знай, Катрин… у меня, Вильгельма фон Шмидт… нет больше дочери!.. Нет!.. Она для меня умерла!!! – захрипев и одновременно страшно выпучив наружу красные, словно налитые кровью глаза, старик замолчал, после чего демонстративно отвернулся в сторону.

Почувствовав, что от этих страшных слов отца у неё подкашиваются ноги, женщина стала медленно опускаться вниз на пыльный железнодорожный перрон. Генрих, очень вовремя спохватившись, буквально в последний момент успел подхватить жену за талию. И в ту же секунду к ним кинулась Хельга, сразу же начав помогать отцу приводить мать в чувства.

Зато другая их старшая дочь – Ханна – так и осталась стоять на прежнем месте, с равнодушным видом наблюдая за всем происходящим со стороны. Ни один мускул не дрогнул на её молодом лице – лишь холод и безразличие сквозили во взгляде девушки.

– Ханна, ну что же ты стоишь? Помоги сестре… – громко обратился к ней отец семейства.

Однако та даже не пошевелилась, а вместо этого громко и отчётливо произнесла.