Оттенки алой ночи (СИ)

— Это не так просто… — с сомнением произнес Джеймс, чувствуя, как вспотели ноги в кружевных чулках, но ему было слишком лень не то что снимать их, а даже просто двигаться.

— Все просто, — усмехнулся Фассбендер. — Завтра ночью мы с тобой уедем. Я могу это устроить.

— Правда? — все еще сомневался Джеймс и покосился на Майкла, но увидел только бледное довольное лицо мужчины, а вместо ответа ощутил прохладный поцелуй, которого так не хватало.

— Да. Я могу сделать это для тебя, — выдохнул Фассбендер, и ответной улыбки Джеймса ему было достаточно в качестве ответа.

***

Джеймс вернулся домой, когда ночное небо уже истончилось, став из чернильно-черного прозрачно-серым, и звезды померкли на небосводе, предчувствуя скорое тепло ярких солнечных лучей. Одежда была немного помятой, но МакЭвой надеялся переодеться до того, как Мэри-Энн его увидит и начнет задавать вопросы. Он уже подходил к дому и на ходу поправлял манжеты рубашки. Проклятые запонки, которые подарила ему Энни, сделанные на заказ, но с такими длинными застежками, что они вечно кололи запястья. Порой Джеймс думал, что Мэри-Энн специально заказала их такими — сказывался особый вид ревности и желание причинить хоть незначительную боль, — но потом быстро одергивал себя, напоминая себе, что его любовница не так уж и кровожадна.

Он отпер дверь, и, словно желая опровергнуть его недавние мысли, помещение разорвалось от крика.

— Гребаная сучка! — голос Мэри-Энн разорвался подобно бомбе, едва только Джеймс успел переступить порог их дома.

— Энни! — крикнул мужчина, уже понимая, что дело плохо. Со второго этажа доносился звон разбитого стекла и женский крик вперемешку с мольбами о прощении. Юноша бросился к лестнице и побежал наверх, чувствуя, как скомкался ковер, уходя из-под ног. Он едва не рухнул на ступеньки, успев вцепиться в деревянные крепкие перила, и ринулся к спальне, откуда доносились голоса.

— Я не виновата, госпожа!

— Не смей мне врать! Я знаю, что это ты! — голос хозяйки борделя сорвался на одержимый рык, и снова раздался грохот. Джеймс резко дернул на себя дверь спальни, но та оказалась запертой.

— Энни! Не глупи, успокойся и открой дверь! — крикнул шотландец, чувствуя, как бешено забилось сердце от волнения и очередного женского крика.

— Джеймс, умоляю, спаси!

— Анабель! — МакЭвой с трудом узнал дрожащий от страха голос подруги.

— Я так и знала, что это ты, рыжая тварь! Думала, я и дальше позволю тебе бегать за ним?

— Милая, оставь ее в покое, я никогда… — но Джеймса прервал очередной вскрик. Было слышно, как бедняжка Анабель мечется по комнате, пытаясь сбежать от взбешенной Мэри-Энн.

— Нет!

— Черт, — Джеймс разбежался и со всего размаха врезался в дверь плечом, и, услышав треск со скрипом, ввалился в разваленную комнату, в которой были перевернуты стол и стулья вместе с мягким диваном.

— Джеймс! — бледная от страха, как смерть, Анабель с заплаканными красными глазами и синяком на скуле бросилась к мужчине, но он лишь вытолкал ее в коридор, а сам бросился к любовнице, пытаясь ее успокоить.

— Энни.

Звон пощечины отдался эхом в голове, и боль обожгла щеку, но Джеймс продолжал стоять на месте.

— Сволочь! Думал, я не узнаю, что ты на стороне трахаешь эту паскуду? Думал, весь такой незаметный со своими исчезновениями? Даже сейчас вместе с ней пропадал всю ночь. Думал, то, что она пришла всего на несколько минут раньше, делает все таким таинственным и непонятным?!

— У меня ничего нет с Анабель, — как можно спокойнее заверил Джеймс взбесившуюся Мэри-Энн. Ее прическа растрепалась, светлые пряди в беспорядке падали на лицо, а кроваво-алое платье с тугим корсетом, казалось, пылало на женщине, в глазах которой плескалось неподдельное безумие. — Тише, милая…

— Не смей называть меня так, — прошипела она, и в свете еще неокрепших лучей солнца, прорывающихся через тонкое хмурое утреннее небо, блеснул металл небольшого дамского револьвера.

— Спокойно, — Джеймс замер на месте, чувствуя, как по спине пробежал холодок. — Все хорошо, опусти оружие…

— Я все тебе дала, тварь ты неблагодарная, а ты все равно только и делаешь, что бегаешь налево.

— Это не так…

— Заткнись! — ее руки дрожали, но дуло пистолета было направленно на Джеймса, и с такого крохотного расстояния было бы невозможно промахнуться.

Сердце билось как бешеное, кровь наполнялась адреналином, растекаясь по телу, по каждой клетке, питая мускулы новой силой, но юноша не мог сдвинуться с места, понимая, что он не сможет обогнать пулю.

— От тебя воняет сексом. Чертов лжец. И ты смеешь приходить в мою постель после того, как провел ночь с этой шлюхой!

— Я… милая, успокойся, — попытался угомонить ее Джеймс, но осознал, что все кончено, слишком поздно. Он видел дуло пистолета и даже слышал хлопок выстрела. Где-то далеко. Недосягаемо далеко. Словно пуля попала в прошлую жизнь, и он слышал ее отголоском воспоминания. Все слилось, сложилось в единое целое и разорвалось болью в груди у самого сердца.

Знакомый холод. Знакомая темнота.

И едва слышный, пугающий до дрожи рык Майкла. Джеймс не видел его, но знал, что это он. Легкий аромат его одеколона.