С этими словами старая няня довольно бесцеремонно вытолкала Питера за дверь. Реакция Моны на известие о смерти отца очень его расстроила. Он и подумать не мог, что жена примет все так близко к сердцу.
Впрочем, уже в следующую минуту он начисто об этом забыл. Столько дел вдруг навалилось сразу, и все надо успеть до отъезда. Но сейчас сцена в спальне Моны снова отчетливо всплыла в его памяти. Так куда же она все-таки собиралась? Зачем упаковывала вещи? Ответ напрашивается сам собой. Ведь она сама призналась ему, что знала, куда и на чем отправляется Алек. Итак, «Каримато», следующий курсом на Ямайку. Ну, конечно! Куда же еще? Ведь у брата там бунгало. Питер был знаком, по крайней мере, с двумя женщинами, которые в свое время точно так же купились на лживые посулы Алека, наверняка тоже рисовавшего им райские кущи на фоне океана. Что-то вроде тайного медового месяца вдали от посторонних глаз. Наивные дурочки верили в то, что этот рай продлится всю жизнь. Но Алеку быстро наскучила что одна, что другая дама сердца, и он довольно бесцеремонно выставил обеих вон. Бедняжка Мона! Наверняка он готовил ей точно такую же участь. Можно представить себе, каково это проснуться однажды утром и обнаружить, что чародей изволил устать и не желает более заниматься сеансами магии со своей зачарованной жертвой. Вот так рассеивается цветное марево иллюзий, а на смену страсти приходит ненависть. Те двое! Сколько позора и унижений выпало на долю несчастных женщин! Свет отринул их с той же беспощадной легкостью, с которой они в свое время бросили все ради сомнительного приключения с Алеком. И вот мрачный финал скоропалительного романа: доброе имя втоптано в грязь, муж, дети, друзья – все отвернулись от них. Помнится, одна из этих жертв его брата даже обращалась к нему за помощью. И он был преисполнен сочувствием к ней и искренне восхищался ее отчаянными усилиями начать жить с нуля и заново построить то, что было так опрометчиво разрушено.
Ах, Мона, Мона! Неужели и ты позволила коснуться себя этим грязным рукам?
Или они казались тебе чистыми? И этот негодяй любил тебя так, как я не смел себе помыслить даже в самых сокровенных своих мечтах.
Да, скорее всего в Лондоне между ними что-то было. Вот уж, наверное, посмеялись всласть над обманутым мужем, так легко отпустившим жену к любовнику! Иначе с чего бы ей запирать двери собственной спальни в ночь накануне отъезда Алека? Разве он посмел хоть раз потревожить ее покой, особенно если она уже спит? Но запираться-то зачем? А затем, что они уже все спланировали. Они собрались отплыть на Ямайку вместе! Итак, вина доказана, и высокий суд приступает к оглашению приговора.
Приговор! Питер чувствовал, что какая-то часть его души противится обвинениям и призывает к состраданию. Но! Справедливость должна восторжествовать! Разве не в этом смысл правосудия?
– Виновна!
Кажется, кто-то произнес это слово вслух. Но кто? Питер лихорадочно оглянулся вокруг. Господи, это же он сам выкрикнул приговор. Виновна!
Он только сейчас заметил, что у него мокрые руки и грудь. Оказывается, все это время он ничком лежал на траве. Где? Трудно понять. Все вокруг утопало в тумане. Он весь продрог. Ночь была холодной, правда безветренной. Питер с трудом поднялся с земли. Вся его одежда пропиталась влагой и стала тяжелой, тело ныло и болело, словно после долгой и отчаянной драки. Да, в этой драке ему досталось на орехи. Точнее, его самого разделали под орех, усмехнулся он мысленно, собирая в кулак остатки воли.
Итак, где же он? Судя по всему, он забрел от дома на пару миль и даже не мог вспомнить, как здесь очутился. Питер еще раз внимательно огляделся. Он лежал под каким-то деревом. Что за дерево? Постой-ка! Так ведь это же старый дуб-великан, его тайное убежище детских лет. Питер вдруг вспомнил, сколько горьких слез было пролито под сенью этого дуба, которому он, единственному на свете, доверял все свои детские обиды и горести. Мысль о том, что он снова пришел за утешением и помощью к своему верному другу и товарищу давно минувших лет, подействовала на Питера благотворно. Вот и ему отныне надо строить свою жизнь, беря пример с этого могучего старца. Сколько веков прошелестело над его кроной, а он стоит и не шелохнется под любыми ударами судьбы. Надо быть сильным! Надо учиться переносить несчастья, какими бы горькими они ни были. «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя…» Ах, Мона, Мона!
По возвращении в замок его встретила мертвая тишина. Возле дверей комнаты Моны Питер невольно замедлил шаг. Что она сейчас делает? Спит? Или разметала по подушке свои черные кудри и тоже мучается без сна? Думает, но не о нем! Алек! Питер внутренне содрогнулся. Отныне и навсегда имя Моны будет неразрывно связано в его сознании с именем брата. И всякий раз он будет представлять себе, как они… вместе… Нет, это выше его сил!
«Если же правый глаз твой соблазняет тебя…»