Оттенки страсти

– Быть довольной – это радость младенцев, когда им меняют пеленки, это удел беспомощных стариков, нуждающихся в постороннем уходе. Разве может молодой здоровый человек позволить себе просто быть довольным? Довольствоваться спокойным существованием, похожим на прозябание? Ведь жизнь, если это настоящая жизнь, – это борьба, это бури и ураганы, постоянные схватки с обстоятельствами и их преодоление, – Мона неожиданно замолчала и уткнулась лицом ему в плечо. – Ах, Питер! Как хорошо, что впереди у нас с тобой еще целая жизнь! Я так тебя люблю! Да! Я люблю тебя! – повторила она снова, словно то было не признание в любви, а угроза, адресованная кому-то другому. Или она просто пыталась таким необычным способом убедить самое себя?

Он припомнил интонации, с которой были сказаны эти слова. Мона ведь так редко говорила о своих чувствах к нему, зато бесконечно любила слушать его признания. И вдруг сама начала этот разговор. По всему выходит, что она просто пыталась совладать со своими чувствами к Алеку. Да, именно так! А потом он приехал. Этот странный ужин, когда Мона была сама не своя. Весь вечер молчала, щеки пылали ярким румянцем, глаза неестественно расширены. Он даже подумал, уж не заболела ли она, подхватив в поезде простуду. Кажется, что от внимания Алека тоже не ускользнуло возбужденное состояние, в котором пребывала его жена. Питер даже случайно перехватил взгляд, которым его брат рассматривал Мону. Какое-то непонятное выражение застыло на его красивом смуглом лице. Какой же он был слепец, ей-богу! Оставил их наедине, а сам отправился на конюшню. А когда вернулся, то увидел, как Мона стремглав убегает по лестнице наверх. Он окликнул ее в холле, но она не ответила. Не услышала или сделала вид, что не услышала. А Алек сказал, что она уже давно отправилась к себе. Просто ей не хотелось снова встречаться с ним. Она даже не захотела пожелать ему спокойной ночи. Почему? И потом, позднее, когда он поднялся к ней, она уже спала или притворялась, что спит. И дверь ее спальни была заперта на ключ!

Алек уехал от них на следующее утро. Сказал, что отправляется в Корнуолл. Распрощались как обычно, ничего подозрительного. В глубине души Питер был даже рад, что Алек уезжает. Ему так хотелось побыть с Моной наедине. Но она в тот день тоже показалась ему очень странной. Во-первых, решительно отказалась от поездки в Чеддер, где у него была назначена деловая встреча. Хотя раньше собиралась ехать вместе с ним. За ланчем была возбуждена, говорила, не умолкая, перескакивая с темы на тему, словно более всего на свете страшилась молчания. И все время смеялась. Ее смех показался Питеру каким-то неестественно веселым, особенно на фоне того, что она ни разу так и не притронулась к еде, несмотря на все его уговоры съесть хоть что-нибудь.

Когда он уезжал, она поцеловала его на прощание и слегка замешкалась, словно хотела что-то сказать.

– Да? – вопросительно глянул он на нее, и снова его поразила необыкновенная, какая-то смертельная бледность ее лица.

– Нет-нет, дорогой! Ничего серьезного! Просто хотела пожелать тебе удачной поездки, и все!

Тот день, помнится, показался ему вечностью: долгий, холодный день. Еще и страшный ветер в горах. Он тогда продрог до костей. Все мечтал побыстрее вернуться, представлял себе, как они будут вместе коротать тихий вечер, сидя у камина. Мона! Вот смысл его жизни. И все его счастье в ней. Другого счастья ему не надо. Он так спешил домой, что даже скомкал деловую встречу, постаравшись освободиться как можно раньше.

И преуспел! Сэкономил целый час, если не больше. Тут же сел за руль и погнал в обратный путь.

А дома его ждала телеграмма. Он машинально открыл ее и тут же окаменел. Извещали о смерти отца. Прежде чем на него нахлынула горечь утраты, пришло осознание всего, что связано с похоронами. Масса хлопот! В любом случае завтра утром он должен быть в Шотландии. Он стал поспешно отдавать распоряжения слугам – подготовить машину, упаковать вещи, обзвонить ближайших родственников и известить телеграммами дальних.

– А где сейчас ее светлость? – поинтересовался он у камердинера.

– Миледи у себя, милорд.

Мона ужасно расстроится, подумал Питер. Она ведь искренне любила герцога. Наверняка жена захочет проводить его в последний путь. Он быстро поднялся наверх, громко постучал в дверь ее спальни и, не дожидаясь ответа, вошел. Аннет, стоя на коленях перед большой коробкой на полу, складывала туда какие-то вещи. Мона стояла рядом. Увидев его, она вздрогнула.

– Я… – начала она и неожиданно замолчала.

– Сегодня утром умер мой отец, – тихо проронил Питер. – Вечером мы выезжаем в Гленак. Как думаешь, хватит времени на сборы?

– Вечером? – переспросила Мона каким-то неестественно напряженным голосом.

– Да, дорогая!

– Ах, боже мой! – вскрикнула она и пошатнулась, словно вот-вот лишится чувств.

Питер подхватил ее на руки и осторожно отнес на постель.

– Не волнуйтесь, милорд! – тут же пришла на помощь Аннет. – Это просто шок! Положитесь на меня. Я сама приведу миледи в чувство!