Оттепель не наступит

Барбар лгал. Я знал это почти наверняка. Но доказательств не было вообще. Символ – это просто символ. И обычным рисунком нельзя было выудить сведения. Зато с Валером ситуация была иной. Он, как непосредственный участник, должен был рассказать больше. Я стремительно вышел из здания и пошёл к родительскому дому Юноны. Мою уверенность было не сломить: сведения нужно было достать любыми доступными мне методами.

Я постучал в металлическую дверь. Никто не открыл. Попробовал ещё. Снова тихо.

Тогда интуиция подсказала дёрнуть ручку. К огромному удивлению, дом оказался открыт. Сердце замерло, а дыхание почти остановилось. Я легонько толкнул дверь, и она ответила неприятным скрипом. Взору открылся темноватый коридор, в конце которого из комнаты падали разноцветные лучи. Я потихоньку вошёл, стараясь не издавать звуков. У порога стояла полка с книгами, а на стене – множество фотографий. Рассматривать их было некогда. Я дотронулся рукой до кобуры, чуя неприятности. Было так тихо, что это даже оглушало. Слева оказалась кухня. На столе стояла пустая бутылка и стакан. Видимо, Валер запивал горе. Но, в остальном, жилище было опрятным и чистым. Напротив кухни находилась гостиная, в которой также было пусто.

Я пошёл по коридору дальше. Справа оказалась комната с закрытой дверью. Я дёрнул ручку, и взору открылось помещение с витражными стёклами. Дыхание перехватило. Я замер в дверном проёме.

– Чёрт возьми… – вырвался стон из груди.

Бездыханное тело Валера Сафи лежало на полу между двух кроватей, стоящих друг напротив друга. Из носа перед смертью вытекла маленькая струйка крови, которая теперь запеклась. Рядом с шеей лежал шприц с неизвестным содержимым. Я тяжело выдохнул. По моему телу будто разлили свинец, и все внутренности потяжелели в тысячу раз. Я присел на корточки возле трупа. Во внутреннем кармане куртки всегда лежали одноразовые перчатки. Выудив их, пощупал пульс Валера.

Естественно, сердце не билось. Судя по виду, мужчина умер не меньше десяти часов назад. Интересно, по своей ли воле? Лицо и шея были красноватого оттенка, а губы растрескались. Что он себе вколол? Я поискал глазами телефон, но его нигде не было. Взгляд зацепился за одну вещь.

В руке Валер сжимал клочок бумаги и свой кулон. Маленькая записка была написана на странице бумажной книги.

Перед смертью Валер Сафи оставил лишь два слова: «Твоё имя». И я понятия не имел, что это значит. Кому предназначалась эта записка? Хотелось верить, что старшей дочери.

Главное, чтобы она была жива.

И вдруг послышались долгожданные короткие три ноты, извещающие о сообщении.

«Жива. В плохом состоянии, но жива. На нас напало два дрона. Они всё знают».

Я облегченно выдохнул и зажмурился, изо всех сил сжимая в ладони телефон.

«Жива», – эхом раздавалось заветное слово в голове.

Я открыл глаза и посмотрел поверх очков на Валера. Нужно было убираться, пока меня здесь не застали.

А ещё рассказать Юноне о случившемся. Я спрятал кулон и записку во внутренний карман и отправился в Департамент, чтобы рассказать всё Максу и изучить имена выживших.

Глава 13. Худшие новости

Агата

– Соберись! Давай же! – почти кричал на меня Йонг.

Я сидела у камина, сцепив зубы. Жуткая жара и жажда одолевали меня, а ругань наставника просто злила и не помогала сконцентрироваться.

– Стараюсь! – шипела в ответ.

– Не болтай! Сейчас опять ничего не выйдет!

И он был прав. Я разжала кулак, а огонёчек даже не дёрнулся. Йонг с тяжелым вздохом поднялся и начал расхаживать по металлической комнате.

– Ты безнадёжна! Разве так сложно сконцентрироваться?! – возмущался он.

А я сидела, молча уставившись в костёр. Да, очень сложно. Прошло две недели со дня нашей первой тренировки, а прогресс так и не появился. На четвёртые сутки вечно уставший Вилли вручил мне свечу, чтобы я тренировалась в свободное время одна, но я к ней так и не притронулась. Мне по-прежнему никто толком ничего не объяснил. Несколько раз я пыталась зайти к Берте, но её не было на месте. С остальными ребятами я старалась не пересекаться и приходила только в обед. По правде сказать, я даже толком не запомнила их имён. Шаю и Эву постоянно путала. Самура врезалась в память лишь потому, что вела себя так же высокомерно, как и Йонг. Имя зеленоголового парня постоянно вылетало из головы. И только Вилли, паренёк с вечно растрепанными каштановыми волосами и румянцем, врезался в память. С каждым днём он выглядел всё хуже и хуже, мальчишка тренировался без устали, и это явно не шло ему на пользу. Иногда Вилли во время обеда подсаживался и спрашивал, как дела. Но дальше беседа не клеилась. Я не ощущала себя командой с этими людьми. Наоборот, чем больше времени шло, тем больше убеждалась: мне тут не место.