Оттепель. События. Март 1953–август 1968 года

все-таки не может без свободы творчества, полной и безграничной свободы высказывать любое суждение в области социальной и нравственной жизни народа, – какими бы ругательствами мы не поносили это законное требование всякого мало-мальски честного, мыслящего художника. Без нее – он чиновник по ведомству изящной словесности, повторяющий зады газетных передовиц, с нею – он глашатай, пророк в своем отечестве, способный воздействовать духовно на своего читателя, развивать его общественное сознание, либо предупредить об опасности, пока она не надвинулась вплотную и не переросла в народную трагедию.

И я должен сказать – такая свобода существует. Она осуществляется, но только не в сфере официальных признаний, подцензурной литературы, в деятельности так называемого «самиздата», о которой вы все, вероятно, осведомлены. Из рук в руки, от читателя к читателю шествуют в машинописных седьмых и восьмых копиях неизданные вещи – Булгакова, Цветаевой, Мандельштама, Пильняка, Платонова и других, ныне живущих, чьих имен я не называю по вполне понятным соображениям. Могу лишь сказать, что и моя вещь «„усыновлена“ самиздатом», не найдя пристанища в печати. Время от времени она возвращается ко мне, и я поражаюсь не тем изменениям, какие привнес в нее очередной переписчик, а той бережности и точности, с которым все-таки сохраняется ее главное содержание и смысл.

С этим ничего не поделаешь, как ничего нельзя поделать с распространением магнитофонных записей наших менестрелей, трубадуров и шансонье, не узаконенных Радиокомитетом, но зато полюбившихся миллионам. Устройте повальный обыск, изымите все пленки, все копии, арестуйте авторов и распространителей, – и все же хоть одна копия да уцелеет, а оставшись размножится, и еще того обильней, ибо запретный плод сладок. Помимо неподцензурных писем и литературы есть неподцензурная живопись и скульптура, и я даже предвижу появление неподцензурного кинематографа – как только кинолюбительская техника станет доступной многим. Этот процесс освобождения нашего искусства от всяческих пут и «руководящих указаний» развивается, ширится, и противостоять этому так же глупо и бессмысленно, как пытаться запереть табак или спиртное.

Лучше подумайте вот о чем: явно обнаруживается два искусства. Одно свободное и непринужденное, каким ему и полагается быть, распространение и воздействие которого зависит лишь от его истинных достоинств, и другое – признанное и оплачиваемое, но только угнетенное в той или иной степени, но только стесненное, а подчас и изувеченное всяческими компрачикосами, среди которых первыми на пути автора становится его же собственный «внутренний редактор» – наверное, самый страшный, ибо он убивает дитя еще в утробе. Которое из этих двух искусств победит – предвидеть нетрудно. И волей-неволей, но приходится уже сейчас сделать выбор – на какую же сторону из них встанем, которое же из них мы поддержим и отстоим.