Отто Шмидт

Вторая половина февраля 1934 года определила судьбу челюскинцев благодаря двум обстоятельствам: во-первых, они сами продемонстрировали реальные возможности выдержать тяжелые испытания; во-вторых, мероприятия, предпринятые столичным руководством на основе информации из лагеря Шмидта и предшествующего опыта, оказались правильными.

Сами челюскинцы под руководством Шмидта также не теряли времени даром. «На майне у места гибели судна, в хаосе льдин, бревен и различных обломков копошатся бригады. Вот несколько человек возятся у обледенелого бревна, торчащего из льда. Его раскачивают, пробуют выдернуть, но бревно не идет. Бегут за ломом – ломов имеется только два, и потому они все время нарасхват. Бревно окалывают и затем с дружным “взяли! ” дергают. Бревно немного подается вперед, но льдина под ногами тянущих тоже передвигается, и два человека проваливаются по колено в воду. Еще несколько усилий, и бревно освобождено… Ближе к майне – месту гибели судна – строился барак. Плотники уже уложили первые два венца его стен. Посередине между бараком и палатками, которые были поставлены у южной окраины поля, строился камбуз… К западу от будущего камбуза составлялись ящики продовольственного склада» (Хмызников, 1936, с. 127–128).

Ремов запечатлел дальнейшие изменения на льдине: «Камбуз начал работать 16 февраля в 12 часов. Это сильно сократило расход топлива – до одной трети кубометра в день – и облегчило труд поваров. На следующий день стены камбуза были утеплены снегом… Была поставлена перед строителями другая задача – построить к 22 февраля вышку на одном из ропаков со световым сигналом и площадкой для астрономических наблюдений» (1934, т. 2, с. 37). Воспоминания бригадира плотников Воронина дополняют информацию шефа: «Плохо было то, что гвоздей не хватало. Мы их всячески экономили и поэтому сделали только три пробоя на высокой стенке. Точила у нас не было, мы нашли лишь один напильник у радистов, им и пользовались. Барак построили в течении трех суток. Одновременно пришлось строить и камбуз (кухню)… Вышка стояла на шестиметровом торосе. На ней поставили бочки с горючим, чтобы… в ночное время сигнализировать о нашем местонахождении… Затем мы, строительная бригада, стала работать по благоустройству палаток, чтобы сделать жизнь культурной» (Там же, т. 2, с. 40–41), установив палатки на прочный деревянный каркас.

В улучшение условий жизни в палатках большой вклад внесли механики разных специальностей, обеспечившие своими талантами отопление этих жилищ. «Мы устроили фанерный пол, чтобы не спать на снегу, обили стены одеялами, раздобыли примус. Но ни примус, ни керосинка нас не удовлетворяли. Мы раздобыли камелек, правда, он был без дверцы и поддувала, – описал деятельность по жизнеобеспечению участников дрейфа судовой механик Филиппов. – Топить камелек мы решили нефтью… Самое сложное – как соединить нефтепровод с камельком… Словом, на работу, которая в условиях завода требует 15–20 минут, у нас ушло около двух рабочих дней… Вскоре наша палатка приняла хороший вид, и мы прозвали ее дворцом» (Там же, с. 97–98). Примеров подобного творчества в воспоминаниях челюскинцев множество. Катастрофа не деморализовала их, а стимулировала на борьбу за выживание, в чем опять-таки немалая заслуга Шмидта, начиная с элементарного – питания.