Отторжение

А вот напечатанный на машинке протокол допроса в лондонской полиции от 18 января 1927 года. Идентичность, личная безупречность, причины и поводы решения принять гражданство. Женаты ли вы? Нет, не женат. Семейное предприятие находится по адресу Аллея Фолкнера, 3/4, мы с братом занимаем там два этажа. Помещение выкуплено их матерью, Флорой Коэнкой, в 1924 году. Находились ли под судом? Нет, не находился, если не считать коммерческого разбирательства с поставщиком мундштуков из Парижа. Все разногласия улажены. На этом все. С правосудием, кроме того случая, дела не имел. И еще: его имя не Виталь, а Видаль – когда он впервые прибыл в Британию, записали неверно. Ошибка допущена не им, но он все равно извиняется.

Двое полицейских, подписавших допрос, пришли к заключению, что перед ними заслуживающий уважения соискатель, его намерения чисты. Ни к какой тайной организации не принадлежит. Все приведенные факты проверены и подтверждены. Производит впечатление человека честного, уравновешенного, превосходно владеет английским, как письменным, так и разговорным.

Но это не все. Дальше следует протокол беседы с двумя знакомыми Видаля, врачом и бизнесменом, – что-то вроде поручительства. Оба подтверждают его лояльность и спокойный, доброжелательный характер.

Потребовалось еще три месяца. Именно три месяца понадобилось, чтобы взвесить все за и против и, наконец, удостоить Видаля Коэнку высокого звания гражданина Британского королевства. Последним шагом была присяга: перед лицом суда соискатель поклялся перед Богом, что будет сохранять лояльность и верность Его Величеству королю Георгу Пятому, его наследникам и преемникам. Таково требование закона.

К этому времени он жил и работал в Лондоне пятнадцать лет, обеспечивал и себя, и родителей, и младших. Руководил предприятием.

Интересно, устроили ли в семье праздник по случаю получения Видалем гражданства в этот день, 12 апреля 1927 года? Запеченные баклажаны, фисташки, свежие помидоры с базиликом, сыр, хлеб, вино? Наконец-то! Чувствовал ли он себя счастливым? Казалось ли, что жизнь стала более безопасной?

Вскоре после этого события тяжело заболел отец Видаля, Соломон. Члены семьи, сменяя друг друга, сидели у постели умирающего. Видаль отменил все деловые поездки. И где ему было забыться, отвлечься от горя предстоящей разлуки с любимым отцом? Может, только поэтому и состоялась встреча с бабушкой Ритой?

Скорее всего, так и было. Он зачем-то пошел на танцы, хотя терпеть не мог танцевать.

Она была ничем не похожа на женщин в его окружении. Кожа, как у белого персика, светлая и тугая… ярко-синие глаза напомнили ему небо в просветах апельсинового дерева. Он никогда не видел ее раньше, а теперь, подумать только, – тосковал уже после нескольких часов разлуки. Греческий персик, белый сифтили. Он мечтал о ее запахе, ее мягкости, он страстно мечтал ее раздеть – а когда представился случай, покраснел от неловкости. Ее волосы орехового цвета… даже локоны напоминали ему текстуру дерева – не любого, а именно орехового.

Наверное, он двинулся к ней без всякого намерения, не приняв никакого решения. Не похоже на рассудительного Видаля, но так случается. Пошел – и все. Инстинктивно. Неосознанный внутренний голос. Наверное, был перерыв, музыканты покинули свои места и пошли покурить. Душок пота и дешевых духов… так легко представить, даже почувствовать этот терпкий, вряд ли приятный, но почему-то волнующий запах. Запах похоти.

Девушки в очереди в туалет – попудриться, парни в фойе курят пересохшие сигареты (наверняка Видаль отметил скверное качество табака). И, как всегда на танцах, мужчин вдвое меньше. Девушки танцуют друг с другом и надеются, что в конце концов повезет.

А он… как он себя чувствовал в те дни, в дни смертельной болезни отца? Тоже надеялся на благополучный исход? Наверное, надеялся. Вряд ли Видаль в те годы мог позволить себе такую роскошь, как пессимизм.

Возможно, в душе его звучала совсем другая музыка, чем та, что играли наспех собранные музыканты. Возможно, в те не по чину долгие секунды, пока он пересекал танцплощадку, ему вспоминались другие аккорды, другая тональность, другие голоса.

…Ya la viste la morena, de vedre i de you yagi, ansina es la pera con el siftili…

Казалось, пол бесконечен, будто он попал на танцплощадку для великанов. Надо бы поторопиться – она как раз стоит одна, подругу пригласили на танец.

…Ты носишь желтое, как груша с зеленым листочком, ты носишь зеленое и розовое, как яблоко и персик, это ты, любимая…

Впрочем, ему не особенно нравились старые сефардские песни.