Отцеубийцы

В комнате было жарко: Шарка не отказывала себе в удовольствии разжигать камин даже летом. Но, несмотря на удушающую жару, при виде невесты Латерфольт ощутил в груди ту же холодную дрянь, что и всегда: белки ее глаз ярко горели в полумраке. Морра уже успела рассказать ей о случившемся. Шарка смерила Рейнара, Латерфольта и Нанью в их руках пустым взглядом, а затем махнула рукой в сторону постели, в которую Латерфольт с ней не ложился. Он попробовал лечь с ней лишь однажды – и выпрыгнул из кровати как ошпаренный, когда в темноте напротив его лица зажглись бледные луны ненавистного кьенгара.

Нанью положили на живот и аккуратно приподняли на нем рубашку. Собравшаяся в ложбинке вдоль позвоночника кровь заструилась по бокам на чистые простыни. Рана была не так плоха, как казалось во тьме у костра, и Шарка накрыла светящимися ладонями алую лужицу. Нанья перестал мычать, и Латерфольт позволил себе выдохнуть. Когда дело было сделано, молодой хинн нетвердо поднялся, будто стыдясь, что остался в живых, и виновато посмотрел на испачканную постель.

– Ничего, – произнесла Шарка глухим голосом кьенгара, – я все равно сплю сегодня у гетмана.

– Я провожу тебя, – мигом вызвалась Морра, приобнимая ее за плечи. Девушки вышли из комнаты; напоследок баронесса бросила Латерфольту встревоженный взгляд, заметив, что ни он, ни герцог не двинулись с места.

– Нанья, сам спуститься сможешь? – спросил егермейстер.

– Думаю, да… Прости меня, Латерф, – срывающимся голосом застонал Нанья, – прости, я должен был тебя послушать, я…

– Ты тут ни при чем. Иди. И закрой за собой дверь!

Рейнар не отправился вслед за ушедшими. Он опустился в кресло, где до того сидела Шарка, и уставился на егермейстера. Тихо скрипнула дверь. Оба остались одни впервые за много дней, но все слова, что Латерфольт раз за разом повторял в своих мыслях, вдруг исчезли.

– Скажешь, что я виноват в том, что случилось? – спросил Рейнар.

Слова наконец нашлись:

– Я, по-твоему, полный кретин? Нет, это случайность. Но почему-то все эти случайности создаешь ты! Не Морра, не Кирш – ты!

– Ты не один так думаешь. – Морщина у края рта Рейнара углубилась, когда он выдавил усмешку. – Кажется, судьба у меня такая – приносить несчастья людям.

– Судьба! Прекрасно! Но что мне прикажешь с этим делать?

– Послушай, это всего лишь царапина…

– Сегодня это царапина, а завтра голова, нанизанная на пику! Сегодня ты заигрываешь с моими людьми, пьешь с ними, развлекаешь их – а завтра снова бросишь в пекло, как уже однажды сделал! Тогда, шесть лет назад, я выгораживал тебя перед егерями. Я звал тебя своим другом! Думал, что ты видишь во мне равного!

– Ты же знаешь почему…

– Ты предал меня!

Рейнар, который кричать умел не хуже – чего стоил его грифоний клекот, – сморщился, растирая переносицу. Латерфольт судорожно втянул в себя воздух. Болван! Он ведь не собирался этого говорить, у него было заготовлено совсем другое. Хотел сказать о егерях, казненных перед дворцом, о Тальде, которую грифон сбросил со стены, о тысячах, десятках тысяч замученных и убитых по приказу его августейшего повелителя…

Но слов было не вернуть.

– Как я могу идти с тобой в бой? Как я могу не видеть в таких случаях, как сегодня, знака, когда ты…

– У меня не было выбора. Если бы я рисковал только своей жопой, то ладно. Но не жизнью ребенка. У Редриха ни к кому, даже к младенцам, нет жалости! Разве ты поступил бы иначе?

– Ложь! Ты тогда не знал о ребенке! Ты просто швырнул моих егерей грифонам, как мясо!

– Зачем тогда я тебя спас?

Латерфольт ожидал этого вопроса – единственного, на который у него не было ответа, как он ни вертел события той ночи в голове то так, то эдак.

– Да, я отправил твоих людей на смерть! – продолжал Рейнар. – Я никогда и ничем не вымолю у тебя, у них и у их семей прощения. Но если бы ты был для меня куском мяса, зачем бы я примчался тебя спасать? Тебя, второго после Хроуста заклятого врага моего короля? Не легче ли было прикончить тебя, чтобы ты не распиздел о моем предательстве всему королевству, подставив под удар мою семью?

– Да откуда мне знать! – взвыл егермейстер, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. – Никто не понимает, что творится в твоей башке! Сегодня ты служишь Редриху, завтра Хроусту, послезавтра призракам из мадеммного прихода. И этому человеку я присягнул! И ты, вы все просите тебе доверять…

Рейнар откинулся на спинку кресла и прикрыл лицо ладонью. Неряшливые блеклые волосы – остатки некогда длинных золотых локонов – рассыпались по плечам. Забавно, он потерял их, как и Латерфольт свою хиннскую гриву, в Унберке. Еще одно дурацкое сходство…

– Я притащился к тебе тогда, уверенный, что ты меня убьешь или сдашь Хроусту, – донесся сдавленный голос из-под уродливых рук. Затем Рейнар поднялся и стал медленно приближаться к Латерфольту: – Но ты не убил меня, не сдал, а выслушал и разделил со мной кров, хлеб, смех и боль. Я видел тогда и вижу сейчас в тебе равного. Я сказал и скажу еще тысячу раз, если хочешь: я никогда бы тебя не предал, если бы не Эфола и Тернорт.

– Но ты предал!

– Прости меня.