Огород отца Сергия, как и его соседей, был полностью затоплен, вода пробралась даже в сарай. В открытую калитку, ведущую со двора на огород, выставили широкую скамейку с отломленной с одной стороны ножкой. Получились удобные мостки, с которых набирали воду для стирки и мытья полов и полоскали белье. Там было приятно сидеть с книгой или рукодельем, особенно тихим вечером, на закате. Почти круглая чаша Ильменя наполнилась до краев, залила не только капустники, но и сады до самых дворов. Дальше, на север, открывалась водная гладь с зеленеющими, как островки, вершинами осокорей, и за ней маячили старинная церковь и избы Березовой Луки. Вода, как и небо, переливалась разными оттенками голубого, розового и золотистого цветов, и в ней отражались буйно цветущие стоя в воде яблони и вишни; каждую веточку, каждый лепесток можно было рассмотреть в водном зеркале. Пение гнездившихся в них соловьев разносилось по воде особенно звучно и красиво. А ведь вишня вымокла. В этом году она почти не дала ягод, а на следующий и совсем засохла. Сады погибали, радуя глаз своей прощальной красотой.
В последний приезд отца Иоанна разговор получился не совсем обычный – друзья толковали о необходимости собрать окружной съезд. На последнем съезде, собиравшемся в 1923 году Вариным, конечно, не было возможности говорить о чем-нибудь, кроме «Живой Церкви», да и с тех пор прошло почти три года. За это время накопилось много вопросов, подлежащих коллективному обсуждению; съезд был необходим. Но для того, чтобы собрать его, требовалось разрешение из Пугачева, требовалось согласовать кое-какие организационные вопросы с местной властью, разослать по округу приглашения на съезд, – и все за каких-нибудь шестнадцать-семнадцать дней, чтобы собрать духовенство на единственной свободной от праздников неделе, следующей за Преполовением. И не менее необходимо было до того с первыми пароходами съездить в Покровск (Энгельс) к епископу Павлу[90]
. Договорились, что туда поедет отец Иоанн, а отец Сергий возьмет на себя организацию съезда.Съезд был назначен в понедельник 18/31 мая в Острой Луке, ставшей после отделения части сел естественным центром округа. Извещения были разосланы, а вода все прибывала, село оказалось на острове. За священников из сел, расположенных по Чагре, отец Сергий не беспокоился, доберутся на лодках, если не будет бури. Зато легко могло получиться, что приехавшие из степной части округа потолкутся у того места, где дороги уходят в воду, повздыхают или поворчат и уедут обратно. Во избежание этого, с раннего утра в день съезда у брода дежурил один из попечителей с помощниками, несколькими молодыми мужиками и подростками. Приезжавших знакомили с обстановкой и посылали с ними одного из помощников, чтобы, по желанию гостей, проводить их вброд через пески или довести до другой дороги, где на месте затопленного моста почти в самом селе курсировала лодка.
На лодке, которой распоряжались Костя и Миша с товарищами, нужно было проплыть метров двадцать – тридцать, но для степняков, видевших воду только в колодцах да в гнилых прудах, где скапливала снежница, и это казалось страшным. Отец Никита Сидорычев со своими спутниками чуть было не повернул обратно, их едва уговорили другие.
Двое из приехавших привезли сообщения о смерти митрополита Тихона, сразу же после обычных песнопений, которыми всегда открывали съезд: «Царю небесный» и «Днесь благодать Святого Духа нас собра», – соборно отслужили вселенскую панихиду о почившем.
– Теперь, отцы, прошу ко мне, пообедаем чем Бог послал, – пригласил отец Сергий после окончания съезда. – Гаврила Сафронович, и вас прошу, – обратился он к присутствовавшему на заседании съезда председателю сельсовета.
Отец Федор Сысоев поморщился.
– Зачем это, – шепнул он хозяину, – поговорили бы спокойно в своей компании.
– А чем вы потом докажете, что в этих спокойных разговорах не было ничего противозаконного, – возразил отец Сергий. – Нет, по-моему, так спокойнее.
Только года два спустя присутствовавшие на съезде оценили правильность его поступка. Тогда отец Иоанн, после перевода отца Сергия в Пугачев назначенный благочинным, собрал съезд в Дубовом, и Сысоев пригласил на обед одно духовенство. Вскоре и он, и отец Иоанн были арестованы по обвинению в том, что после окончания съезда на квартире Сысоева состоялось незаконное собрание.
Едва гости уселись за стол, как отец Иоанн, во все время съезда бывший как на иголках, заявил:
– Вот что, отцы! Архиерей у нас голодает. Грех нам будет, если мы его не поддержим!
И рассказал, что ему об этом шепнула квартирная хозяйка епископа Павла; рассказала, как был рад епископ, когда он, отец Иоанн, купил ему большой каравай белого хлеба. «С нас никаких отчислений на епархиальные нужды не требуют, так должны же мы совесть иметь и сами догадаться посылать ему».