Отцовский крест. Жизнь священника и его семьи в воспоминаниях дочерей. 1908–1931

Ксения, племянница матушки Евдокии Гусинской, алтарницы, была замужем за старшим надзирателем Савкиным, а корпус, где жили семьи надзирателей, стоял в глубине двора. Если сделать вид, что идешь туда, и правильно размерить шаг, можно пройти в нескольких метрах от прогуливающихся заключенных, кружащихся между своим корпусом и водопроводной колонкой. Сама матушка Евдокия редкий день не бывала там, да еще выбегала с ведром к колонке; остальные применяли этот способ гораздо реже, чтобы не подвести Ксению, муж которой был наиболее грубым из надзирателей. Но все это не помогало решить основной задачи – получить от отца Сергия благословение.

За неделю с небольшим до Рождества приехал Миша, ему хотелось провести праздник в семье и повидаться с отцом. Пока что свидание их ограничилось краткими минутами, когда Миша проходил к надзирательскому корпусу, но даже и такая встреча заметно обрадовала отца.

Миша медленно шел мимо водопроводной будки, осторожно поглядывая на гуляющих, а они точно не замечали его; товарищи отца Сергия видели Мишу в первый раз, а сам отец Сергий шел задумчиво опустив голову; лицо у него было строгое и озабоченное. Миша боялся, что отец так и не взглянет на него. Но вот он поднял голову и посмотрел.

Когда Миша, постояв немного за углом, возвращался обратно, отец Сергий оживленно разговаривал с товарищами и смеялся.

Здесь, у ворот, где он проводил теперь чуть не целые дни, Миша встретился с молодым валяльщиком Демой Чикуновым. Дементий поселился в Острой Луке уже после отъезда отца Сергия и знал его только по слухам, зато с Мишей был знаком довольно хорошо. Несколько времени тому назад его судили, кажется, за неуплату налога, и отправили в Пугачев. Как осужденный, да за небольшую вину, он пользовался относительной свободой, работал без конвоя и мог ходить по всему двору. В его обязанности входило, между прочим, носить передачи от ворот, и Мишу он увидел, возвращая очередную непринятую передачу. Они поговорили несколько минут, и Дементий предложил: «Пишите записку, постараюсь передать».

Каждое слово записки Константин Сергеевич тщательно продумал. Она должна быть предельно краткой и предельно ясной, и вопрос требовалось поставить так, чтобы на него можно было ответить одним словом. Наконец выработали такой текст: «Церковь предлагает мне принять сан священника безбрачно. Благослови или отклони».

Вечером Миша передал записку Дементию.

Сейчас камеры священников охранялись особо строго, и выпускали из них только в присутствии надзирателей. Вдруг среди ночи около двери раздался тихий, приглушенный голос:

– Отец Сергий, слушайте!

Он отозвался, и Дементий сквозь дверь прочитал ему записку. Волнение помешало ответить немедленно. После короткой паузы отец Сергий сказал только одно, но зато решающее слово. Утром Дементий урвал минуту, чтобы подойти к воротам и шепнул Мише: «Отец Сергий сказал: „Благословляю!“».

– Никогда не забывайте молиться за Дементия, – наказывал впоследствии отец Сергий детям, – он оказал мне великое благодеяние.

На следующий день Костя пошел в контору. С тех пор как население тюрьмы возросло, увеличилось и число толпящихся у ворот. Жены новых заключенных, так же как и родственницы городского духовенства (в основном ходили женщины, как менее связанные с часами работы), приходили к воротам не только в дни передач, а ежедневно.

– Сердце не на месте, если не сходишь.

Даже Морозова-Ростовская, уже знавшая, что ее муж в Саратове, бросив детей на бабушку, время от времени приходила сюда, потолкаться среди таких же горемык, как и сама, взаимно поделиться новостями. Все эти очень разные, женщины перезнакомились между собою, с ними действительно становилось легче.

Все они с точностью до пятнадцати минут изучили время, когда гуляет та или другая партия, и установили у ворот свой жесткий распорядок, подпуская к щели только тех, чьи родные сейчас гуляли. Случалось, кто-нибудь идет из дома не торопясь, зная, что есть еще время в запасе, и вдруг замечают, что навстречу им идут те, которые сейчас должны бы дежурить у ворот. Идущие к тюрьме прибавляют шагу, а возвращающиеся, поравнявшись с ними, торопят: «Идите скорее, время изменили, наши уже отгуляли, сейчас ваших выведут».

Если охранник у калитки был достаточно добродушен и притворялся, что ничего не замечает, очередной тройке удавалось даже просочиться по ту сторону ворот и стоять там, пока гуляющие не заходили в корпус. Это был праздник уже не только для родственников, а для самих заключенных. Отец Сергий по близорукости не мог различить стоящих у ворот, ему подсказывали соседи, и он в знак приветствия поправлял шляпу. Весной он попросил, чтобы ему принесли очки, которые он уже давно не надевал.

Смена у ворот происходила быстрее, чем внутри, когда выходила новая партия, их родственники уже ожидали на своем наблюдательном посту.

Камеры для неработающих, прежние монашеские кельи, были маленькие, в каждой содержалось по три человека: священник, полицейский и бывший офицер, наблюдать было удобно. Отец Сергий обыкновенно ходил посредине.