Отважный капитан

— Ты прав, — сказал он наконец. — Капитан Мамарчев — иностранный подданный, пускай его в Стамбуле судят… А остальных — на виселицу!

— Мы согласны! — ответили судьи.

И в тот же день заговорщикам был объявлен приговор.

У ГОРОДСКИХ ВОРОТ

Рано на зорьке душманы вывели их и погнали, вешать погнали на площадь.

Народная песня

В субботу утром, в канун пасхи 1835 года, пятерых приговоренных к смертной казни— Велчо Атанасова Стекольщика, Николу Гайтанджию, мастера Димитра Софиянца, Йордана Бороду и Иванаки Йонкова Скорняка — вывели из тюрьмы и погнали к месту, где были установлены виселицы.

Обычно в этот базарный день в город стекалось множество народу. Хаким-эфенди решил поставить виселицу у обоих городских ворот — у восточных и западных, — а также на Баждарлыке, на самой людной тырновской площади.

Велчо Атанасова погнали к Баждарлыку — здесь большие лавки, трактиры и цирюльни собирали толпы людей.

Димитра Софиянца, который строил красивые дома и церкви, отвели к Дервенту, куда стекался народ из нижних сел.

Николу Гайтанджию и Йордана Бороду погнали на Марино поле, к западным воротам, через которые в город шли горцы.

Для Иванаки Йонкова не стали сооружать виселицу, так как его потребовал к себе на допрос в Видин тамошний правитель округа Хусейн-паша. Из Видина Иванаки погнали в Ловеч, где и повесили. А Георгий Станчев из Трявны был повешен позже в его родном городе.

В этот день в Тырнове на людей наводили ужас четыре виселицы.

Измордованный палачами Велчо сидел связанный в запряженной волами телеге и устало смотрел перед собой. Он в последний раз глядел на родной город — придавленные крыши, исхоженные им узенькие улочки с булыжной мостовой. Он глядел, и сердце его пронзала острая боль от сознания, что не удалось довести до конца начатое дело. Он не жалел о том, что расстается с жизнью; ничуть не заботило его и то, что пойдет прахом нажитое им добро… Ему было жаль детей, остававшихся сиротами; тяжело было навеки расставаться с добрыми друзьями. Ему было жаль этих несчастных людей, стонавших под игом агарянским. В лохмотьях, голодные, обездоленные — увидят ли они когда-нибудь белый день? Этих обездоленных людей оплакивал он и теперь, в свой последний час; о них были все его мысли.

Опершись на грядку телеги, он с трудом удерживал голову, чтобы не повалиться в сторону. Ему хотелось, чтобы в эти последние мгновения он запомнился людям мужественным, бодрым и решительным, каким он был всегда. Он уйдет из жизни, но Болгария будет жить. И эти люди должны найти в себе силы, чтобы вынести страдания, которые их еще ждут. Заговор раскрыт, мечты Велчо и его товарищей не сбылись, но разве это может убить в людях надежду? Нельзя унывать, нельзя падать духом, какая бы участь тебя ни постигла!

В его сердце незримо вливались силы — все более смело и гордо глядел он вперед, через головы заптиев, стараясь отыскать в толпе своих товарищей и братьев. Но, напуганные и потрясенные видом вздыбленных виселиц, болгары словно сквозь землю провалились. Только уличный сброд с гиканьем бежал за телегой; некоторые замахивались камнями, чтобы доставить удовольствие Хакиму-эфенди и прочим представителям власти. Порой среди общего шума и диких выкриков можно было услышать слова жалости. Но на все это Велчо не обращал внимания. Ему в эти последние минуты хотелось отыскать в толпе хоть один взгляд, который согрел бы его душу. Разве не во имя светлой радости он боролся всю свою жизнь?

Наконец-то телега дотащилась до Баждарлыка. На площади было пусто, люди толпились вдоль лавок и домов. Одни стояли прямо на улице, другие залезли на деревья и на черепичные крыши.

Посреди пустынной площади стоял высокий железный столб, превращенный в виселицу. При виде веревки у Велчо мурашки побежали по телу. Наступил последний миг. «Соберись с силами, — сказал он себе. — Покажи врагам, что ты человек, что ты болгарин!» И, поднявшись в телеге, он поглядел вокруг.

Из толпы турок донесся крик:

— Дайте мы его растерзаем!..

Перед тревожным взглядом Велчо мелькали красные фески, пестрые шаровары, и все это сплеталось перед его глазами в сплошной клубок змей, которые с шипением тянулись к нему, чтобы убить его своим ядом.

Но вдруг сквозь рев фанатичной толпы Велчо услышал колокольный звон, доносившийся откуда-то издалека: от Марина поля или от Варуша — понять было трудно. Подняв глаза выше толпы, он вдруг увидел на крыше противоположного дома молодого паренька в черной барашковой шапке и в белых обмотках. Ведь это же форма повстанцев! «Что это значит? — недоумевал Велчо. — Сон это или правда?» Он не мог оторвать взгляда от этой крыши. Парень снял шапку и стал ею размахивать у себя над головой. Что за чудо? Это сигнал к восстанию или просто парень приветствует его? Юноша продолжал размахивать своей шапкой. Затем он сделал земной поклон и, повернувшись, быстро исчез среди крыш, громоздившихся одна на другую.