Ответ

Балинт прислушался. — Многое было бы здесь иначе, — продолжал мастер, — если бы от старого Битнера зависело. Но покуда существует капитализм, дьявол его забодай там, где он существует, до тех пор надобно покрепче затянуть ремешки, ребята, и работать честно, а то ведь и с голоду помереть недолго.

— Но за границей-то, господин Битнер, тоже капитализм, — сказал Балинт.

Мастер скользнул по нему взглядом. — Там, сынок, демократия, — сказал он, — там рабочий класс, хоть и помаленьку, а все вперед продвигается, не то, что у нас… мы вон даже всеобщего тайного избирательного права отвоевать не можем. У нас рабочему классу пикнуть нельзя, сынок, потому что мы в таком д. . . сидим, что даже борьбу за увеличение заработной платы организовать невозможно: на наше место тотчас десяток безработных встанет.

— Только работать надо честно, и все будет хорошо, правда, господин Битнер? — выкрикнул Пуфи.

— Пока старый Битнер на месте, — сказал мастер, подкручивая усы, — до тех пор труса праздновать нечего, ребята! Что и говорить, в мамкином животе вам, конечно, жилось получше, но если будете работать как положено и мне во всем доверять, тогда жаловаться вам будет не на что. Вот и Шани, мальца этого, я господину Богнару навязал: не справляются двое парнишек с работой, говорю ему, а ведь им еще и ремеслу учиться след. Так ведь, Кёпе?

— Еще бы, господин Битнер, куда бы как хорошо! — живо воскликнул Балинт. — Терпение, сынок, терпение! — остановил его толстый мастер. — Главное, здоровье да шкура коровья! — И, прежде чем Балинт успел заговорить, круто повернулся и пошел в глубь цеха. Перед большой железной печкой остановился, присел на корточки, открыл дверцу. — А ну, иди сюда, ты, жирный! — крикнул он. — Опять? Как чистил? Подай-ка мне кочергу!.. Видишь, кокс приварился? Если оставить так, завтра не сможешь заправить печь как следует, люди померзнут. Чтоб твои поганые ленивые руки отсохли, сынок, тебе и такой-то работенки доверить нельзя! — громыхал он, а сам равномерно постукивал длинной кочергой по накипевшему на стенках коксу, не забывая иногда вытянуть ею же по толстым икрам стоявшего рядом Пуфи. Потом велел Пуфи принести скамеечку, сел на нее боком, так как огромное брюхо мешало работать, и с поразительной ловкостью до тех пор постукивал, оббивал, соскребал кокс, пока не вычистил печку; как ни странно, за полчаса упорной работы его круглая красная физиономия даже не вспотела. — Вот как это делается, видишь, сынок? — сказал он добродушно, совершенно обезоружив подозрительно наблюдавшего за ним Балинта. — Кто не доводит своей работы до конца, из того никогда не получится порядочный мастер, — проворчал Битнер и вразвалку пошел дальше. — Кто убирает токарные станки?

— Я, — сказал Балинт.

Битнер подкрутил усы. — Рад, что избавился от Славика?

Балинт вспыхнул.

— А ведь есть чему радоваться, — заметил начальник цеха, напрасно подождав ответа. — Господин Богнар-то к нему хотел тебя приставить, вот тогда уж попотел бы, сынок, до кровавого пота. Я ж из-за тебя его и выставил.

— Из-за меня? — спросил Балинт, похолодев.

— Ясно, из-за тебя! — пророкотал мастер и сильно хлопнул Балинта по плечу. — Старый Битнер не допустит, чтоб его учеников обижали. Так и запомни, сынок, от моих глаз ничто не укроется, хоть я и не в каждое дело встреваю. Старый Битнер на выдержку бьет, но рано или поздно каждый получит у него по заслугам. Понял меня?.. Эй, жирный!

— Здесь я, — щелкнул пятками Пуфи из дальнего конца цеха, от смонтированного в тот день долбежного станка.

— Да ты что, может, по радио беседовать со мною желаешь? Или уж мне самому подойти к тебе?! Этого парня не грех и погонять немного, а то вон как разжирел, двигаться не может, — пояснил мастер Балинту. — Ну, опять жуешь?

Пуфи всегда ходил с набитым ртом: желудочный сок, едва высвободившись, пробуждал аппетит — как будто включали ток, — и рот, как усердный механизм, сразу начинал жевать, руки же подбрасывали в автоматически открывавшееся отверстие порции сырья. Пуфи и ночью часто снилась еда, да такая жирная, наперченная, что потом он долго во сне утирал губы тыльной стороной ладони. — Так целый день и жрешь? — спросил мастер.

— Так точно, — ухмыльнулся толстяк, — целый день напролет, господин мастер.

Мастер оглядел его внимательно, потом захохотал. — Ладно, сынок, так и надо: жрать как следует и вкалывать как следует. Я в твои года как-то на спор слопал за один присест целого гусака, да такого откормленного, что одна только печенка килограмм весила. И ничего, даже не икнулось. А ты съел бы?

— Если б вы заплатили, господин Битнер! — хохотнул Пуфи.

При слове «заплатили» мастер было нахмурился, по тут же опять засмеялся. Крошечные серые глазки с удовольствием ощупывали толстого парня: родная плоть, родная кровь, родственный аппетит, — истинное счастье, что разница в возрасте слишком велика, друг другу поперек дороги не станут. — Ладно, сынок, — сказал Битнер. — С завтрашнего утра будешь работать на шлифовальном станке, Кёпе тебя обучит.

Балинт непроизвольно шагнул к нему. — А я, господин Битнер?