Ответ

— Я же сказал, мест нет, — повторил господин Богнар.

Человек продолжал стоять.

— Поймите же, приятель, — проговорил Богнар, — чтобы взять вас, мне пришлось бы кого-то уволить.

— Я и за тридцать филлеров почасовых пошел бы, — сказал токарь, сминая в руках шляпу.

Уходя, Балинт еще раз хорошенько разглядел его: у безработного было славное лицо, а на лбу, в глазах, вокруг рта — горькая робость человека, положенного на обе лопатки. Подросток жалел его, но в жалости колючкой засела мысль: этот человек нищетою своей хочет лишить кого-то хлеба. Впрочем, Балинту и в голову не пришло бы, что услышанный разговор будет иметь продолжение, если бы на четвертый день, в субботу, Славик не получил нежданно-негаданно расчет, а в понедельник его место не занял бы тот самый рабочий. Еще один токарь стал к третьему, до сих пор простаивавшему станку, — его привел в цех Битнер; как вскоре выяснилось, он был родственник кого-то из профсоюзного руководства. Взяли и третьего ученика, а в середине недели смонтировали огромный, до потолка, долбежный станок и два станка для шлифовки подшипниковых колец; все три станка получены были в кредит от немецкой фирмы.

Это была суматошная, напряженная неделя. Битнер надрывался с утра до вечера, за его громыхающим басом человек не слышал собственного станка. Он беспрерывно шутил и был такой веселый и ласковый, что все, кто мог, старались подобру-поздорову уйти с его глаз. Каждое слово — похвала, каждое движение — одобрительный шлепок по плечу, а между тем исхитрится так наступить тебе на мозоль, что не опомнишься неделю. Под вечер того дня, когда смонтировали большой долбежный станок, Битнер тихонько, на цыпочках вошел в цех во время уборки и остановился незамеченным в дверях, с жирной добродушной улыбкой поглядывая на трех суетившихся в опустевшем помещении учеников. Он смотрел и смотрел до тех пор, пока Пуфи не обернулся случайно и не увидел в двери подмаргивающую, ухмыляющуюся физиономию мастера. От страха у толстого паренька метла застыла в руках.

— Ну как, ребятки, по вкусу вам ремесло? — громыхнул Битнер, посмеиваясь. — Куда лучше бы в такое время в футбол погонять на приволье, а?.. или в парке под кустом с этакой толстой бабенкой поваляться… Это верно, мальцы, я в ваши годы что ни вечер у красивой блондиночки-мамочки ошивался, толстушка была на диво, а задница — просто не в обхват, ха-ха-ха!

Трое подростков стояли все в ряд. Новичок Шани, четырнадцати-пятнадцатилетний парнишка, тихий и хилый, растерянно, стыдливо улыбался, Пуфи громко клекотал, у Балинта не шевельнулся в лице ни один мускул. Битнер, никогда не пренебрегавший даже самым слабым противником, мгновенно оценил все три ответа.

— И ты бы от такой не отказался, а, жирный? — хохотнул он игриво, нацелив добродушный, в красных прожилках нос на стоявшего посередине Пуфи и кончиками усов впиваясь в молчание двух крайних учеников. — Сперва, бывало, свое дело исполню, но уж потом голубушка-матушка такой харч выдавала, ребята, что пальчики оближешь! Она служанкой была в одном благородном семействе, но самые лакомые кусочки с ихнего стола мне доставались, это-уж точно!.. Тебе бы так, а? — подмигнул он Пуфи. — Ты вот еще для этого дела слабоват, верно, сынок? — без передыху обратился он ласково подрагивающим голосом к маленькому Шани, который, по тщедушности своей, казался тремя-четырьмя годами младше одногодка Пуфи. — Тебе сколько стукнуло?.. Пустяки, успеешь еще, не горюй!.. Ну, а Кёпе у нас паренек стеснительный, о своих победах распространяться не любит… он, вылезши из-под куста, и штаны отряхнет как следует, и даже губы оботрет. Ничего, ребята, было б здоровье да шкура коровья!

С этим толстым, трясущимся животом, большими усами и жирной красной ряшкой он стоял перед тремя подростками, как олицетворение отеческой заботливости — точно зная нрав сыновей и с тактичной хитрецой, с мудрой проницательностью оделяя каждого тем, что требуется ему для дальнейшего развития. Пуфи хохотал взахлеб, брызжа слюною вокруг; уже по этому хохоту старый мастер сразу мог угадать в нем родное свое чадо и — опаснейшего конкурента, будь Пуфи лет на двадцать старше. Битнер положил руку ему на плечо, ласково притянул к себе и тут же оттолкнул животом. Два толстяка — старик и подросток — с полным единодушием посмеивались, глядя друг другу в глаза. — Не следовало бы вам, ребятки, еще и после смены здесь пыль глотать, — сказал Битнер, на этот раз обращаясь к Балинту, — и будь у нас трудовые отношения более развитые… как, скажем, за границей, в Германии или Англии… там ученики работают самое большее шесть часов, а потом их гонят по домам, чтобы учились, значит, или в игры играли! Ведь вы еще дети, не следовало бы вас эдак-то эксплуатировать! Я каждый божий день господину Богнару твержу про это, но ведь что поделаешь? И пусть еще радуется сопляк-ученик, что задаром может ремеслу обучиться!