У Светлых такое обращение было сильно не в чести, ибо «несть Господина, кроме Единого»; Темные же руководствовались принципом «каждый мыслящий — сам себе господин».
«Откуда он вообще знает, как там обстоят дела?» — подумал Эргарт. Наличие внутри Цитадели осведомителей было крайне маловероятным. Верховные маги Братства регулярно проверяют на лояльность гарнизон крепости — выборочно, разумеется, но все равно риск для решившего заделаться шпионом слишком велик. Разве что кто-то проболтался случайно… где? Защитникам Света не положено напиваться в кабаках, да и вообще они редко покидают Цитадель, особенно в одиночку… Но задавать вопросов Эргарт не стал, прекрасно понимая, что нелегальное положение Ордена требует хранить подобное в секрете.
Прошло не менее получаса, прежде чем хлюпающий по грязи отряд подошел к стенам Цитадели. Вид у вымокших под холодным дождем путников был к тому времени достаточно жалкий, каковой и полагалось иметь смиренным паломникам. Постучались они, конечно, не в главные ворота, предназначенные лишь для членов Братства, а в низкую калитку в восточном бастионе крепости.
— Кто вы, пришедшие, и в чем ваша нужда? — донеслось из-за двери.
— Дети Единого, блуждающие в сумерках, алчут Света, — ответил ритуальной фразой Магистр. Фраза звучала бы так же, даже если бы они пришли в полдень.
Дверь бесшумно отворилась, выплеснув в ночь яркий свет множества светильников. Некоторые из пришельцев невольно зажмурились. На этом фоне фигура служителя в проеме, несмотря на его белую рясу, казалась почти черной.
— Отрекаетесь ли вы от Тьмы? — строго спросил он.
— Отрекаюсь отныне и вовек, — спокойно ответил Магистр. За ним ту же фразу по очереди повторили остальные. В свое время многие из них активно возражали против произнесения формулы отречения. Но Магистр объяснил им, что слова — не более чем пустая формальность, «истинные клятвы и отречения дает дух, а не уста».
— Войдите, во имя Единого.
Пригибая головы, пришельцы по одному вошли в проем и оказались в не слишком большом, сильно пахнущем светильным маслом помещении, вдоль стен которого неподвижно, словно статуи, застыли стражники. Начищенные доспехи и обнаженные мечи ярко горели, отражая огни светильников. Магистр знал, сколь обманчива эта неподвижность. Стражники бросились бы в атаку по малейшему сигналу второго человека в белой рясе, стоявшего у внутренней двери комнаты. От привратника его отличал высокий острый клобук и длинная серебристая борода. Светлый маг. Вошедшие ощутили, как словно бы цепкие пальцы тщательно ощупывают их сознания. Они были к этому готовы, но меры, предпринятые ими — исключая Хиннара и Гаута, еще не овладевших магическими способностями — были сродни задержке дыхания. Вздумай Светлый прощупывать их подольше, они бы не смогли скрыть свою силу. Но дежурный маг, как и предполагал Магистр, не стал затягивать осмотр, давно ставший для него рутинной формальностью.
— Свет и милосердие да будут с вами, — изрек он. — Вас проводят и дадут кров и пищу.
Внутренняя дверь отворилась, так же не издав ни звука, и Эргарт, пряча усмешку, подумал, что идеальная смазка сослужит Светлым плохую службу — дверной скрип мог бы загодя предупредить караульных. Но Светлые слишком стремятся к безупречности, к искоренению любых недостатков, не задумываясь, что порою умнее обратить недостатки в достоинства…
Из-за двери показался еще один служитель, одетый так же, как привратник; он и четверо стражников проводили гостей по коридору. Коридор был коротким — помещения для паломников располагались в этом же бастионе, за пределами внешней стены Цитадели. Паломникам позволяли проходить и внутрь крепости, дабы они могли поклониться святыням Светлых, но только днем, специальными группами, причем, как объяснил Магистр, общедоступные святилища располагались вдали от жизненно важных центров Цитадели и, конечно, вдали от входа в подземелье. Прорваться к цели таким путем было нереально.
В комнате, куда привели пришельцев, стояли в два ряда 16 двухъярусных нар; в проходе между нарами располагался узкий и длинный дощатый стол. Магистр надеялся, что в промозглую слякоть межсезонья паломников в Цитадели окажется немного, и вновь прибывшей большой группе отведут полностью свободную комнату; но увы — уже у входа они услышали громкий храп. На дальних нарах спал какой-то неопрятного вида мужик, тощий и обросший бородищей. Больше, впрочем, в помещении никого не было.