Вспоминает Леонид Невзлин: «Ну, мы всегда понимали, что этот альянс не на века, просто не думали, что разрыв будет оформлен столь быстро и в такой неуважительной и неприличной форме. Мы же для младореформаторов всегда были такими жуликами, которые пекутся исключительно о собственных карманах. Ни в какой "ответственный" крупный бизнес ни Гайдар, ни Чубайс никогда не верили. И как только Чубайс почувствовал, что нагулял достаточный политический вес, сразу ощетинился. И это была грубейшая политическая и, я бы даже сказал, менеджерская ошибка. Очень скоро выяснилось, что Анатолий Борисович не учел всех рисков, неправильно оценил возможности своих оппонентов, не рассчитал силу ответного удара и, как следствие, – сражение проиграл. Но как показало будущее, это было такое сражение, в котором победителей вообще не оказалось. Все проиграли».
Впрочем, есть участники тех событий, которые считают, что их влияние существенно преувеличено. Евгений Киселев: «Я думаю, что вообще вся эта история про то, что эта была "эпохальная схватка", которая потом привела к тому, что страна двинулась в каком-то неправильном направлении, – в значительной мере плод усилий мемуаристов, которые сочиняли свои мемуары и по горячим следам, и впоследствии. Которые просто никак не могут успокоиться по поводу того, что тогда их карьеры и судьбы пошли не тем путем, каким могли бы пойти.
Потому что, если ты говоришь про лето 97-го, я отлично помню, что был в отпуске – это был конец июля, я был в американской глуши и путешествовал по провинциальной Америке от одного маленького городка до другого и наслаждался, как говорится, "собой, своим обедом и женой". И вдруг мне звонят и говорят: "Ой, тут такое-такое, возвращайся скорее!!!" Звонил мне, кстати, то ли Малашенко, то ли Добродеев. Ну куда деваться – я возвращаюсь.
И вот мы втроем – я, покойный Малашенко и здравствующий Добродеев – убедили Владимира Александровича Гусинского в том, что не надо никакой паники поднимать. Потому что изначально была идея палить из всех орудий. То есть программа "Итоги" прерывает отпуск и всем рассказывает про чудовищную несправедливость, которая была совершена. Но Владимира Александровича мы общими усилиями как-то тихо-спокойно угомонили, сказали, что не надо вот этого делать, потому что это очень дурно скажется на нашей репутации. И вот, собственно, "Итоги" тогда из отпуска не вернулись.
И по поводу "Связьинвеста", например, ваш покорный слуга ни единого слова тогда по горячим следам не сказал, хотя почему-то все уверены в обратном. Березовский тогда решил иначе и выдернул-таки из отпуска Сергея Доренко. Который действительно начал рвать и метать с экрана, а заодно прилетело и мне, потому что память людей – она такая иногда неизбирательная: ну раз Доренко там чего-то говорил, то и Киселев, наверное, тоже…» Впрочем, отсутствие сиюминутной реакции со стороны Гусинского не означало, что ее не последует вовсе. И долго ждать не пришлось.
Всё так называемое «писательское дело» уложилось в несколько месяцев. Двенадцатого мая 1997 года (то есть еще до аукциона по «Связьинвесту») председатель «Госкомимущества» Альфред Кох и двое заместителей главы АП Александр Казаков и Максим Бойко подписывают договор с издательством «Сегодня-Пресс» на написание книги «История российской приватизации». Спустя три недели подобный же договор подписывает вице-премьер правительства России Анатолий Чубайс. Последним в конце сентября к коллективу авторов присоединился руководитель Федерального управления по делам о банкротстве Петр Мостовой.
А 18 ноября 1997 года Анатолия Чубайса освобождают от должности министра финансов, сохраняя за ним при этом пост вице-премьера. За три дня до этого в отставку ушли Кох и Мостовой. В тот же день ведущий программы «Время» Сергей Доренко произнесет в прямом эфире следующие слова: «Чубайс, Бойко, Казаков, Кох и Мостовой <…> слились в творческой гармонии и написали книгу о приватизации в России <…> Теперь Чубайс сдал всю команду подельщиков, а сам старается выкрутиться. Сколько и каких взяток надеется еще получить Чубайс?»
Из воспоминаний Сергея Доренко: «Без объявления войны потанинские люди, заранее зная оговоренную сумму, которую назовут люди Гусинского, взяли и перебили сотней с небольшим миллионов долларов – чтобы уж не совсем цинично, могли ведь и пятью миллионами перебить. И началась война. "Писательское дело" прямо вытекает из этой войны. Оно было не спонтанным, а вполне запланированным, как мне кажется. Как я теперь думаю, бумаги на Чубайса с соавторами собирала служба безопасности группы "Мост", самая совершенная служба безопасности в Москве в то время. Что деньги у Чубайса есть, было известно. Что они за рубежом, догадывались те, кто за рубеж их перечислял. Что Чубайсу тут нужны какие-то легальные деньги на карманные расходы, предполагалось. В отличие от многих других чиновников и бизнесменов, Чубайс не мог жить на "черный нал". Могу с уверенностью сказать, что за ним охотились наши спецслужбы, а не только люди из "Моста".