— Ну как же, — снова принялся шептать Митька. — Сперва сказала: «Не дам», — а потом спокойно тетрадь вручила.
А Винокур на полном серьезе ответил:
— Дурак ты, Будка. Это ведь женская психология в чистом виде. Они завсегда говорят «нет», когда им хочется сказать «да».
— Правда? — по-моему, даже забыл об алгебре Будка.
— А ты чего, сам не знал? — тоном бывалого знатока женской психологии продолжал Серега.
— Не знал, — откликнулся Митька. — Но теперь буду знать.
Разговор позади вновь сменился шелестом страниц. Видимо, несмотря на ошеломившую его информацию Винокура, Будка все же решил заняться алгеброй, а уж после перейти к осмыслению женской психологии.
Зойка тоже с явным восторгом внимала их беседе, а едва она завершилась, потянула к себе тетрадь. Мгновение спустя я прочитала: «Подруга, положение осложняется. Теперь Будка, изучив с Серегиной помощью нашу женскую психологию, станет любое «нет» принимать за «да». И как же теперь нам себя вести? Вот, предположим, мы сообщим ему, что Мити́чкина не захотела приглашать его на свой день рождения. Прежний Будка после такого мигом бы выпал в осадок. А теперь, боюсь, он нас выслушает, горячо поблагодарит и, дождавшись субботы, явится к Таньке с подарком и букетом цветов».
Я ответила: «Это, конечно, хорошо и смешно. А если серьезно: ты не боишься, что он выслушает нас, но не обидится на Мити́чкину, а, наоборот, пойдет и все ей расскажет?»
«Если серьезно, — написала Зойка, — такая опасность действительно есть. Поэтому надо с ним вести себя крайне осторожно. Иначе спугнем птичку. И вообще все испортим. Представляешь, как развернется Мити́чкина, если окажется во всеоружии?»
Я даже представлять себе этого не хотела. Потому что начался бы и впрямь полный кошмар. Теперь-то я не сомневалась, что, оказавшись в курсе нашего с Зойкой плана, Танька не подумает молчать, а тут же доложит все Климу. И тогда на наших с ним отношениях можно ставить жирную точку.
Подумав о Климе, я невольно посмотрела на них с Тимуром. Ну, прямо как издевательство. Клим именно в этот момент взял записку из рук Мити́чкиной и, не удостоив меня даже беглого взгляда, вновь отвернулся, прочел записку, передал ее Таньке и с сосредоточенным видом начал что-то втолковывать Тимке. Тот слушал и мерно кивал головой.
— Видела? Видела? — мимо всевидящей Зойки, естественно, не прошла эта короткая сцена. — Ну, совсем парень с катушек. Необходимо срочно лечить.
— А по-моему, эта записка была адресована Тимке. — Я и сама не знала, действительно верю в это или хочу верить.
— И Тимку тоже надо лечить, — снова заговорила моя подруга. — И Будку, между прочим, тоже.
— Его-то от чего? — не поняла я.
— От Мити́чкиной, — воинственно отозвалась Зойка.
Началась первая перемена. Будка вернул мне тетрадь.
— Спасибо, Агата, ты настоящий друг.
— Друзья познаются в сдувании, — хохотнул Винокур.
И они выбежали из класса. Мы с Зойкой, выйдя в коридор, устроились возле своего любимого подоконника. Она огляделась по сторонам и, убедившись, что нас никто не подслушивает, уже открыла рот с явным намерением продолжить беседу по поводу предстоящей операции. Но именно в этот момент к нам подбежал Тимка. Без Клима.
— Так. Время дорого. Перемена короткая, — пробасил он. — К тебе, Адаскина, не обращаюсь. Ты вчера меня по телефону обидела. А ты, Дольникова, гони в темпе алгебру. Переписать надо. Я вчера из-за Гаврилы не успел.
В поведении Сидорова не было ровным счетом ничего нового. Он, по крайней мере, три дня в неделю из шести учебных именно подобным образом требовал или у меня, или у Зойки что-нибудь списать. Однако сейчас его наглость вывела меня из себя. Глаза мне затмила мутная пелена, и Тимка замаячил передо мной, словно в тумане. И вот этому-то, туманному, Тимке я очень зло и определенно ответила:
— А ты у Мити́чкиной попроси. Уж она тебе не откажет. А лучше у Гальки Поповой. Она всегда все уроки делает.
Наверное, видок у меня был соответствующий. Потому что у Сидорова отвалилась челюсть. Какое-то время он ошалело смотрел на меня. Затем, пожав плечами, отправился восвояси.
— Ну, ты, Агата, даешь, — тут же накинулась на меня с упреками Зойка. — Второй раз за сегодняшний день едва нам все не испортила.
— А мне что, по-твоему, алгебру ему давать списывать? — возмутилась я. — Может, еще к Климу подойти? Мол, если ты сегодня не делал домашку по математике, спиши, пожалуйста, у меня. Ну, очень тебя прошу.
От злости голос мой прозвучал слишком громко, и Зойка самым решительным образом поволокла меня на лестницу. Там подруга моя сердито сказала:
— Слушай, ты какая-то вообще непредсказуемая. Просто не понимаю: то подлость готова простить, а то по пустякам взрываешься. И как раз в тот момент, когда нам это совершенно не нужно.
— Ну, извини, — со злостью откликнулась я. — Знаешь ли, я взрываюсь в тот момент, когда меня что-нибудь раздражает, а не тогда, когда нужно.
— Вот в этом и заключается твоя ошибка, — назидательно изрекла Зойка. — Неужели не врубаешься? Ты вот на Сидорове сублимировалась, а в результате чуть нас не выдала.