Тогда я разворачиваюсь с горстью муки и выпускаю ее из рук всего в дюйме от его лица. Он замирает, совсем как я, когда он крошил бисквит мне в волосы. Мука прилипает к его длинным ресницам и бровям, оседает на волосах спереди и на губах.
Он двигается быстро, слишком быстро. Я чувствую, как гранулы падают мне в лифчик, прежде чем понимаю, что он оттянул мой топ и насыпает в него растворимый кофе.
Я взвизгиваю и хватаю единственное, что есть рядом. Это остатки кофе Сюзанны, и он попадает ему прямо на шею, делая его белую рубашку прозрачной и слегка коричневой. Я не чувствую ни капли раскаяния.
— О, тебе такая крышка. — Шипит он и достает яйцо из корзинки для яиц сбоку. Я визжу и убегаю вокруг стола, но он слишком быстр. Яйцо разбивается у меня на голове и скатывается по лбу и волосам, а скорлупа падает на землю.
Разлетается мука, к ней присоединяется сироп, разбрызгиваются молоко и вода. Это не прекращается, пока мы не слышим громкий раскатистый голос с порога. Он принадлежит его отцу, и он разозлен.
— УБЕРИТЕ ВСЕ СЕЙЧАС ЖЕ!
Мы оба останавливаемся, пропитанные разными консистенциями и цветами.
— Да, сэр.
Я свирепо смотрю на Айзека, после чего окидываю взглядом беспорядок вокруг нас.
Вот черт.
— Это она начала, — говорит Айзек две минуты спустя, но его отец не отвечает.
Айзек садится на стул у холодильника, а я начинаю убирать с пола. Он достает пачку чипсов из ближайшего шкафчика, открывает их и начинает есть, не сводя с меня глаз.
Запястьем я убираю со лба прилипшие волосы.
— Ты собираешься помочь?
— Не-а. — Он отправляет в рот еще один хрустящий кусочек.
Я останавливаюсь с веником в одной руке и распылителем в другой. Я решила, что буду опрыскивать поверхности по ходу дела, давая беспорядку время пропитаться и размякнуть.
— Значит, ты оставишь меня делать все самой?
Он ухмыляется, все еще хрустя чипсами.
— Ага.
— Раньше я удивлялась, почему ты до сих пор не женат, — вру я. Я никогда не задавалась этим вопросом. В основном я была счастлива, что он не женат и мне не приходится ревновать его к другой женщине. — Теперь я знаю почему.
Я присаживаюсь на корточки и сметаю остатки в совок, прежде чем выбросить в мусорное ведро. Что-то маленькое ударяет меня по затылку. Я игнорирую его и его четкие движения.
— Я завидный холостяк. — Он говорит это самодовольно, и я не могу сдержать смех, который вырывается из моей груди.
— Ты завидный холостяк всего лишь еще на год или около того, а потом ты станешь обычным старым парнем, который никак не остепенится.
Выражение его лица падает быстрее, чем камень с неба.
— Мне всего двадцать девять, и я мог бы остепениться, если бы захотел.
— Не говори так сердито. Я всего лишь пошутила.
— Нет, не шутила. Ты проводишь слишком много времени с моей матерью. Она считает, что у меня уже должна быть кучка детей и особняк.
— Детей переоценивают. — Я остаюсь при своем мнении. Не думаю, что у меня когда-нибудь будут дети. Я не испытываю желания однажды стать родителем. Я не чувствую, что терплю неудачу как женщина, потому что у меня нет такого желания. Это просто не похоже на то, что я когда-либо смогла бы сделать.
— Аминь. — Он снова улыбается. — Тебе не любишь детей?
Сложный вопрос.
— Бе.
Он смеется и кивает в знак согласия, прежде чем встать и, наконец, помочь мне с уборкой.
— Да, прими их или оставь, верно?
— Лучше, когда ты можешь вернуть их обратно.
— Ты молода. Ты изменишь свое мнение.
Я пожимаю плечами.
— Сомневаюсь в этом, но если я когда-нибудь это сделаю, то только когда буду готова.
Тепло улыбаясь, почти с благоговением глядя на меня, он протягивает руку и вытаскивает кусочек яичной скорлупы из моих волос. Это простое прикосновение делает больше, чем я могла представить.
— Ты повзрослела раньше времени, Элли.
Я улыбаюсь в ответ, но напряжение слишком велико.
— У тебя мука на лице.
И вот так просто я испортила момент.
— Выглядит уже лучше, но никто из вас не уйдет, пока все не будет безупречно чистым, — заявляет мистер Прайс-старший, снова входя на кухню. — Я потрясен вами обоими. Особенно тобой, Айзек.
Никогда не видела Айзека таким ранимым и смущенным.
— Прости, пап.
— Извините, мистер Прайс.
Старик подмигивает мне и, посмеиваясь, уходит.
Я поворачиваюсь к Айзеку и передразниваю детским голоском:
— Прости, папочка… Я все исправлю, папочка.
— Ты не смешная.
— Ой, не плачь, малыш. — Я глажу его по голове, но секундой позже чувствую, как зубы впиваются в мое запястье, и вскрикиваю, ударяя его по голове распылителем в попытке заставить его отпустить меня. — Придурок.
— Останешься после уроков.
Закатываю глаза.
— Опять?
— На этот раз я серьезно.
Я смотрю на кольцо следов от зубов, врезавшихся в мою плоть.
— Тогда я просто заявлю на тебя за нападение.
— Два дня остаешься после уроков.
Вздох…
Айзек
Я вспоминаю о борьбе с едой, и это до сих пор вызывает улыбку на моем лице. Не припомню, было ли мне когда-то настолько весело.