Вновь ты внизу. Стоишь и смотришь на самого себя. Мертв? Жив? Неважно. Ты слышишь, как ручейками кровь убегает от твоего тела. Твой шедевр. Ляг рядом с собой. Закрой глаза. Почувствуй эту тьму. Счастье. Сколь скоротечны эти секунды и сколь длинна вечность, которая таится в них.
Ляг рядом с собой. Попробуй уснуть и вновь вставай. Вставай. Ведь твое время еще не пришло…
========== Сквозь бронированное стекло ==========
Майлз медленно продвигался вперед. Разгребая завалы из кроватей да ящиков и наматывая на окровавленные руки кучу паутины, покрытую толстым слоем пыли, он с большой опаской делал каждый следующий шаг — был осторожен. Он знал, что за легкомыслие приходится слишком дорого платить… Камера еле-еле держалась в его слабой хватке — не так-то и просто обхватить её четырьмя пальцами… Слишком дорого.
Уже несколько минут его преследовал едва слышимый треск стекла, он шёл на тот звук. Завороженный, словно мотылек летящий на пламя. Казалось бы, за всё то время, что он провел в том жутком месте, к нему должно было прийти осознание одной очень простой вещи: не стоит встречать незнакомцев. Но всё-же вот он — всего лишь мотылек. А пламя столь манящее. Столь теплое. Его одолело это… любопытство. Простое и смертельное одновременно. И оно, как известно, никогда не вознаграждалось должным образом — из-за него никогда не происходило счастливых финалов.
Он остановился у угла и медленно высунул голову, попутно доставая камеру. Перед ним была огромная стена, в которой, в свою очередь, находилось огромное бронированное стекло. Оно пошло маленькими трещинами — следами от пуль. И лишь внизу, на уровне немного выше пояса пояса, зияла дыра. «Дробовой патрон, не иначе», — подумал Майлз. Там, за стеклом, он и увидел его — человеческую фигуру, в бешеном темпе обыскивающую охранника… Или поедающую. Или… насилующую?
Репортера поглощал страх. Инстинкт, что превыше всего остального. Но что же двигало им кроме него? Почему он всё так же двигался вперед? Возможно, он делал это лишь из-за того, что единственный выход, единственный луч света, пробивающийся сквозь все завалы — то была дверь, что находилась немного левее самого стекла. И он был осторожен. Не мог не быть.
Шаг. Еще шаг. Журналист всё так же медленно шёл вперёд. Он вновь услышал монотонный и привычный треск стекла, только вот в тот раз он раздался под его ногами — ошибка, промах. За одно мгновенье, он убрал камеру и замер в пространстве — ничто, будь оно живым или мертвым, не смогло бы увидеть его в той темноте, он сам не смог бы.
Его потенциальный оппонент простил ему его ошибку и продолжил свои дела. «Второго шанса не будет». Дверь была близко. Майлз вновь достал камеру. Но теперь та фигура, что секунду назад спокойно копошилась у трупа охранника, уже стояла у самого стекла, облокотившись на него спиной. Пациент. На нём была типичная одежда для обитателей того места — монотонные штаны и рубашка поло с каким-нибудь номерком. В своих руках он сжимал рацию, которую, по всей видимости, так долго отдирал от бездыханного тела. Спустя секунду устройство связи полетело в сторону трупа, а в руках у психа осталась всего-лишь батарейка.
Щелчок. Писк. Репортер был просто ошарашен — в руках у парня была камера ночного видения. Точно такая же, как и у него самого. «Это конец, — пронеслась мысль в голове, — мне нигде не спрятаться от него».
Спустя секунду, так и случилось — прибор заработал. Пациент начал медленно осматривать помещение, в котором проводил всё прошедшее время, а Апшер, в свою очередь, убедился в том, что тот человек не смог бы попасть к нему ни через какую дверь. И такой двери, которая связывала бы те две комнаты, действительно не было — он был в полной безопасности.
Но кем же был этот незнакомец? На памяти скромного служителя новостей, никто из присутствующих в Маунт-Мессив психов не мог и дубинки в руках нормально удержать. А тот человек управлялся с камерой и делал это… довольно неплохо. Пожалуй, даже слишком неплохо для того, кто лишился головы. И хоть сам Майлз не мог сказать, что руководило им в тот момент, но он собрал всю волю в кулак и ударил этим же кулаком по бронированному стеклу. Пускай тот удар был более похож на слабый хлопок, едва выдавливаемый из двигателя старой машины, но его хватило. Псих был ошарашен не менее сильно, чем сам журналист.
В тот момент сквозь толстые слои защиты на каждого из них смотрели два испуганных глаза. Но почему же никто из них не бежал? Не спасался бегством, думая лишь про то, как прожить еще пару секунд в том бренном мире? Непонятно. Никто из них не знал, что делать. И никто из них не ожидал тех обстоятельств, что случились.
Пациент начал медленно подходить к стеклу. Еле перебирая ногами, он ступал с такой же осторожностью, что и сам репортер — словно сам был крысой для мышеловки, словно боялся того, кто стоял за стеклом.