Озарения

Невыразимое словами

От мысли к звуку замерло

Меж ожиданьем и прощаньем

О юность моя пропавшая

Словно венок увядшая

Вот уже у дверей сожалений

И рассудка холодного время

Ô ma jeunesse abandonnée…

Ô ma jeunesse abandonnée

Comme une guirlande fanée

Voici que s’en vient la saison

Et des dédains et du soupçon

Le paysage est fait de toiles

Il coule un faux fleuve de sang

Et sous l’arbre fleuri d’étoiles

Un clown est l’unique passant

Un froid rayon poudroie et joue

Sur les décors et sur ta joue

Un coup de revolver un cri

Dans l’ombre un portrait a souri

La vitre du cadre est brisée

Un air qu’on ne peut définir

Hésite entre son et pensée

Entre avenir et souvenir

Ô ma jeunesse abandonnée

Comme une guirlande fanée

Voici que s’en vient la saison

Des regrets et de la raison

Марио Мафаи, Натюрморт с цветами

* * *

Ложатся сумерки Из сада

Слышны рассказчиц голоса

Хозяйка-ночь тому и рада

Им распускает волоса

Ах дети малые вы дети

Зачем хотите улететь

Что розе разговоры эти

Благоухая умереть

Ведь вот он тёмный час цыгана

Скорей наполните кувшин

Струёй волшебною фонтана

Он роз влюблённых господин

* * *

Le soir tombe et dans le jardin

Elles racontent des histoires

À la nuit qui non sans dédain

Répand leurs chevelures noires

Petits enfants petits enfants

Vos ailes se sont envolées

Mais rose toi qui te défends

Perds tes odeurs inégalées

Car voici l’heure du larcin

De plumes de fleurs et de tresses

Cueillez le jet d’eau du bassin

Dont les roses sont les maîtresses

Карой Ференци, Орфей

Поль Валери (Paul Valery) Из сборника Альбом старых стихов (Album de vers anciens)

Вальвэн [9]

Здесь не твой ли лесок к водам милым распущен,

Словно кудри, рукой благодатной, когда,

Затерявшись в листве, ялик призрачный спущен,

И на волнах дрожит жарких солнц череда, −

Ослепляя, вдоль борта, − обласканных Сеной,

Заполдневных предчувствуя близость часов,

И в роскошество лета твой парус нетленный

За косою лесистой вмешаться готов.

Так пускай в этот гвалт вселазурного брюта

Золотая твоя отплывёт тишина…

Словно тень от страницы мелькнула над ютом

И на Сену упала, чья кожа – пыльна −

Зеленей переплёта той книги старинной,

Что навечно осталась открытой в гостинной.

Valvins

Si tu veux dénouer la forêt qui t’aère

Heureuse, tu te fonds aux feuilles, si tu es

Dans la fluide yole à jamais littéraire,

Traînant quelques soleils ardemment situés

Aux blancheurs de son flanc que la Seine caresse

Émue, ou pressentant l’après-midi chanté,

Selon que le grand bois trempe une longue tresse,

Et mélange ta voile au meilleur de l’été.

Mais toujours près de toi que le silence livre

Aux cris multipliés de tout le brut azur,

L’ombre de quelque page éparse d’aucun livre

Tremble, reflet de voile vagabonde sur

La poudreuse peau de la rivière verte

Parmi le long regard de la Seine entr’ouverte.

Видимое

Если пляж скрипуч, и если

Сумрак куксится, слезлив,

А лазурь слезой в замес ли

Или в волн речитатив,

Дева дымчатых воздухов

Из царенья своего,

Грезя и не слыша, слухов

Гонит стайки для того,

Чтобы ветер губы тронул,

Соль сверкнула на зубах …

Из глубин исторгнут, стону

Вслед, навеки не зачах

Тот огонь души нежнейший,

Освещая мрак древнейший.

Vue

Si la plage planche, si

L’ombre sur l’oeil s’use et pleure

Si l’azur est larme, ainsi

Au sel des dents pure affleure

La vierge fumée ou l’air

Que berce en soi puis expire

Vers l’eau debout d’une mer

Assoupie en son empire

Celle qui sans les ouïr

Si la lèvre au vent remue

Se joue à évanouir

Mille mots vains où se mue

Sous l’humide éclair de dents

Le très doux feu du dedans.

Сен-Жон Перс (Saint-John Perse) Из книги Анабазис (Anabase)

Песня

* * *

Мой жеребец как вкопанный под древом воркующих горлиц, а я свистом столь чистым свищу, что и для их берегов, хранящих все эти реки, не найдётся обетований. (Листья, к утру оживающие, суть к образу славы )…

* * *

И совсем не то чтобы человек не был грустен, но, поднимаясь до света и с осторожностью пребывая в поле притяжения старого дерева, подбородком опершись на последнюю звезду, видит он в глубине неба огромных размеров чистые вещи, которые превращаются в наслаждение.

* * *

Мой жеребец как вкопанный под воркующим деревом, свистом свищу почище… И мир тем, которые умрут, так и не увидев этот день. Но от моего брата поэта есть известия. Он написал ещё кое-что очень нежное. И некоторые об эом узнали.

Chanson

* * *

Mon cheval arrêté sous l’arbre plein de tourterelles,

je siffle un sifflement si pur, qu’il n’est promesses à

leurs rives que tiennent tous ces fleuves. (Feuilles vivantes

au matin sont à l’image de la gloire)…

* * *

Et ce n’est point qu’un homme ne soit triste, mais se levant avant le jour et se tenant avec prudence dans le commerce d’un vieil arbre, appuyé du menton à la dernière étoile, il voit au fond du ciel de grandes choses pures qui tournent au plaisir.

* * *

Mon cheval arrêté sous l’arbre qui roucoule, je siffle

un sifflement plus pur… Et paix à ceux qui vont