Озерное чудо

— Семьей-то обзавёлся? — потише, исподволь и настороженно спросила Лена.

— Не успел. Вот приехал в Яравну невесту подыскать.

— Далеко городские нынче ездят за невестами. В городе перевелись?

— В городе? В городе девушек — пруд пруди. Но в деревне лучше, — сболтнул для красного словца, Елене для соблазна, а чем деревенские невесты лучше городских, не ведал: может, дородные, домовитые и верные?.. Но, опять же, дикие.

— В деревне тоже хватает всякого добра…

— Не скучно на заимке? Молодёжи мало… — Игорь досадливо вспомнил: колеся по деревням и селам, всякий раз беседуя с деревенскими парнями и девчатами, вяло и неуклюже совал нелепый вопрос «скучно, не скучно?..», заранее ведая ответ — «скучно», но и зная, что в радиосюжете прозвучит молодой голос, бодро вещающий: «Какая скука?! У нас и клуб, и библиотека… Да и недосуг скучать?! Мы…доярки и скотники, рыбаки и охотники, механизаторы и пастухи… решили пятилетку завершить в два года, к славному юбилею Владимира Ильича Ленина… Трудовые будни — праздники для нас. В свободное время оформляем наглядную агитацию на полевых станах и пунктах искусственного осеменения овец, на летниках… Так что, скучать нам некогда».

— А какое в городе веселье?! Толпы народа, в автобусах дикие давки, все озлобленные. Не знаю, как тебе, а мне в городе тоскливо было. Одиноко… Не смогла я в городе прижиться, хотя и три года в педучилище училась, и теперь езжу в пединститут на сессии…

— Какой факультет?

— Исторический.

— Ого, куда тебя занесло!.. Ну и что, город?

— Мне нравятся старинные русские города, можно пешком из края в край пройти, как в деревне, и тихо, древние храмы, купеческие усадьбы. А большие города… По первости, вроде, интересно — театры, музеи, а потом обрыдло, глаза б не глядели, пешком бы утопала в Яравну. Вечные давки в трамваях, в автобусах… Никто тебе: не здравствуй, не прощай, а в Яравне все друг другу здравия желают. Намотаешься по городу, белый свет не мил, в общежитие приползёшь, аж ноги гудом гудят, жаром исходят… Вот бруснику собираешь в хребте, от темна до темна по тайге ходишь…болота, буреломы… и хоть бы хны, а по городу пробежишься, и ноги горят, отнимаются.

— Асфальт, не тропа, — привычка нужна… Но для молодых в городе и кафе, и рестораны, и пляжи, и танцы.

— Да-а… — она сморщила притопленный в щеках, по-детски курносый нос, — меня туда на аркане не затащишь. Припёрлись с подругой на танцы — на скачки, говорят, а на скачках парни смотрят, прицениваются, будто тёлок на продажу вывели.

— Ну с твоей моралью можно смело в монастырь. Ты как тётя Фрося…

— При чем здесь монастырь?! — досадливо вопросила Лена. — Я к тому, что мы люди, не скоты…

— Были бы скоты, пол-беды… Помню, после Нового года еду в полупустом трамвае, а на заснеженном окне надпись: «Чем больше я гляжу на людей, тем больше мне нравятся собаки…»

— Страшный человек написал…

Девушка не договорила мысль, с яра пал на озеро сердитый оклик:

— Ленка!

Словно сговорившись безмолвно, молодые затихли, обмерли.

— Ленка! — властный голос тётки Натальи опять слетел с крутояра к воде. — Совсем сдурела! Ночь-полночь, она гулять вздумала. За волю взялась?.. Иди домой.

— Иду, иду! — раздражённо отозвалась Лена. — Счас приду.

— Тётка Наталья с тобой, как с маленькой, как в детсаду, — усмехнулся Игорь, приняв раздраженный материн оклик…«за волю взялась»… и на свою душу грешную, но так уж не хотелось разлучаться с девушкой, уже и тайные видения явились в хмельном воображении.

— Ладно, пора спать.

— Спят усталые игрушки, мишки спят… — усмешливо пропел Игорь.

— Сени закрою на крючок, — разорялась мать, — будешь под лодкой ночевать.

— Иду, иду, успокойся.

Ничего доброго не суля, гулко хлестанула сенная дверь; Лена поднялась, и, чуть замешкавшись возле лодки, тихонько пошла к дому, но Игорь тут же догнал её.

— Увидимся?.. В лес бы сходить. Бруснику пособирать… Вышел, вроде, слишком голый намёк, словно манил за ползунихой-ягодой, как в деревне говаривали, и девушка засмеялась.

— Рано, Игорь, не поспела брусника… Всё ты в городе забыл. Привык на базаре брать…

XVIII

…Через два дня, ближе к сумеркам, Степанова деревянная моторка, с гордо и остро взметнувшимся носом, с кормой, чуть ли не черпающей воду, мягко пихнулась в яравнинский берег, уже затихающий, потянутый сизоватым маревом. Обветрев лицом и руками до саднящей красноты, со вспухшими, обметанными губами…и воду, и спирт пил на озёрном ветру… сквозно, без хриплых перекатов дыша проветренной грудью, Игорь, в лихо завернутых броднях, облаченный в летнюю рыбачью робу из тонкого брезента, выпрыгнул на галечник и пошёл в крутояр; пошёл вольно, раскачисто, словно бывалый рыбак и на заимке свой в доску, а на горбушке его дыбился холщовый куль со свежей рыбой.