Озеро Туманов

— Итак, фламандцы платят англичанам пошлину за ввоз шерсти, — Исаак вернулся к прежней мысли. – Если Кале будет принадлежать их господину герцогу Бургундскому, они будут избавлены от этой пошлины. Вот что заставило фламандцев отринуть обычную свою лень и встать под копье. Эта армия двинется к Кале в самое ближайшее время, так что следует готовиться к осаде.

— Какая может быть осада, — удивился Фома, — если Кале – это порт? Провизию, оружие и все необходимое можно оставлять морем.

— Но, — Исаак поднял палец, — с моря город будет осажден бургундским флотом. Герцог Филипп обещал фламандцам: если они осадят Кале с суши, он на кораблях подойдет с моря и обложит Кале так, что ни одна лодка не проскочит.

— Сколько же времени ему потребуется на то, чтобы снарядить корабли? – спросил Фома.

— А как вы сами думаете, молодой господин?

Фома прикинул в уме:

— Думаю, месяц.

— К началу апреля Кале должен быть готов встретить неприятеля, — заключил Исаак. – Иначе город упадет прямо в руки Филиппа, как спелое яблоко. Вот о чем я должен предупредить графа Уорвика, причем так, чтобы никто даже не заподозрил о том, что голландские евреи выдали герцога Бургундского англичанам!

Тут Фоме стало дурно, но не от услышанного, а от воздуха и от раны, которая решилась побеспокоить его в самый неподходящий момент. Эсперанс взял его за руку и отвел наверх, на палубу.

«Мысли мои скачут, как ошпаренные, и наступают друг на друга, отчего перед глазами у меня мелькание», — признался Эсперансу Фома, и желтые пятна в его серых глазах горели особенно ярко.

* * *

Вот о чем думал Эсперанс: рассказывать ли сиру Иву о шпионе из Голландии? В конце концов, он решил рассказать ему обо всем, но только после того, как Фома отплывет вместе со своими людьми и тем евреем на английском корабле: это был самый короткий путь до Кале и самый безопасный. Потому что лучше попасть в шторм, чем повстречаться с Ксентрайлем.

Они возвращались в замок пешком, ветер дергал на них одежду, а особенно дерзкие порывы его пытались сбивать путников с ног. Что до связной беседы, то вести ее было невозможно, потому что ветер похищал половину произнесенных слов.

Наконец Эсперанс и Фома покинули берег и смогли перевести дух.

Эсперанс успел обдумать все увиденное и услышанное и сказал Фоме:

— А теперь, если вы хоть в малой степени признательны мне за то, что я перевязал и вылечил вашу рану, и выслушал ваши россказни, и поверил в ваши добрые намерения, и ни словечка не обмолвлюсь об этом моему господину, — поскорей уезжайте на этом корабле не простившись с сиром Ивом де Керморваном, так, чтобы он узнал о вашем исчезновении только на следующий день!

— Но я не могу так поступить – ведь это будет невежливо, — ответил Фома.

— Если вы придете с ним прощаться, он спросит вас о многом, а вы не сможете ему солгать так, чтобы он об этом не догадался, — ответил Эсперанс.

— Да разве он ясновидящий, ваш господин? – возразил Фома.

— После тех ста лет, что он провел на дне Озера Туманов, он начал видеть в людях то, что они стараются скрыть, и при том не прикладывает к тому ни малейших усилий, — ответил Эсперанс.

Но Фома не поверил ему.

Возле «Ионы и кита» они расстались.

Эсперанс шел к замку, покачиваясь на ветру, словно дерево, и пытался угадать – послушается его Фома или поступит своевольно. Но для начала следовало отправить на корабль людей Фомы и позаботиться об их лошадях.

Одолеваемый хлопотами, Эсперанс возвратился в замок, и до вечера они с Ивом разбирали документы касательно условий займа и количества зерна для выпечки хлеба и посевов. Ив читал и перечитывал опись своих земель; пусть эти земли и были невелики, на них жили люди, а голодная весна уже многих довела до крайности. Следовало накормить их как можно скорее и проследить, чтобы они не съели тот хлеб, который надлежит посеять.

— Ведь эти крестьяне не умеют заглядывать в будущее, — сказал сир Ив.

Эсперанс был с ним не вполне согласен:

— Крестьяне смотрят в будущее, однако в очень недалекое.

— На месяц вперед, — предположил Ив.

— Полагаю, на три.

— Думаю, не более, чем на два.

— Скорее, даже не на три, а на пять.

Они приводили аргументы и пересчитывали количество зерна, деля его то на количество дворов, то на количество людей. Впрочем, и в вопросах о том, сколько людей жило в этих дворах, они расходились: кто–то успел умереть, а кто–то ухитрился родиться. Так что все вычисления получались приблизительными.

К ночи Фома в замке не появился, и Эсперанс уже почти совсем было вздохнул с облегчением. Он намеревался препроводить людей Фомы к их господину на корабль рано утром, пока сир Ив будет почивать; но с утра в замок явилось сразу двое из деревни: во–первых, одна женщина, которая умела делать хмельные напитки из молока, и во–вторых, один мужчина, у которого имелась пригожая дочь.

У Ива бывал по утрам озноб, так что Эсперанс закутал его как следует в теплые покрывала и заново раздул угли в жаровне.

Затем он предупредил своего господина о просителях и о существе их дела.

— А в чем существо их дела? – спросил Ив.

— Они недовольны, — ответил Эсперанс. – Их обидели.