— Если и привезли, — после паузы взял на себя труд ответить один из сержантов, — то не сюда.
Фома ничего больше не сказал и выскочил наружу.
— Какой бодрый, — заметил сержант, которого звали Лиамонд.
Кругом засмеялись, негромко, потому что Фома не успел отойти далеко.
— Это он после той истории, — понизив голос, заговорил Лиамонд. – Хочет, чтобы его запомнили в казарме и у ворот Кале, но только не в доме Элеоноры Бакхилл. – Он обвел взглядом остальных: — Не слыхали, как Фома навещал Элеонору Бакхилл? Да весь Кале, наверное, слышал…
Собеседники его дружно мотали головами, так что Лиамонд наконец начал рассказывать:
— В общем, случилось так: Бакхилл, торговец тканями, в прошлом году привез из Саутгептона молодую жену и засунул ее, как репу в грядку, в свой толстый дом недалеко от гавани Кале. Сидеть, как репа, Элеоноре было скучно, вот она и придумала себе развлечение – ходить на рынок.
— Кого трудно представить себе на рынке, так это шерифского сынка Фому, — со смешком заметил молодой сэр Артур Уоллис. Он частенько засиживался за разговорами с простыми солдатами, за что пользовался их большой любовью.
— Фома ли сам там побывал, его ли копейщик, которого он зовет Хамфри, — не слыхали? Ну тот, верзила… Словом, Элеонору они быстро приметили, и Фома тотчас пошел на штурм. Слово за слово, не знаю уж, чем он ее взял, только она начала ему отвечать. А торговец тканями – человек пожилой, опытный и неглупый. На Элеоноре–то он женился по сильному влечению, но головы не потерял. И вот он замечает, что любезная его репа спокойно толстеть отказывается, а вместо того то и дело совершает прогулки – то в церковь, то на рынок. Это показалось ему подозрительно.
— Ха! – фыркнул молодой сэр Артур. – Фома–то!..
— Денег у Фомы, как обычно, не водилось, — продолжал бойкий сержант, — но он ухитрился взять заем. Говорят, ради этого он нарочно ездил в Голландию и стакнулся там с евреями.
— Погоди–ка, — перебил молодой сэр Артур, — разве Фома ездил в Голландию?
— Ездил в прошлом году – и точно говорю вам, — сержант обвел глазами всех своих слушателей, — и влез там в долги самым постыдным образом.
— А теперь вон бегает с мечом, глаза блестят, — хмыкнул сэр Артур. – Герой и рыцарь с головы до ног.
Лиамонд видел, что молодому сэру Артуру очень по душе пришелся его рассказ, и потому он продолжил с еще большим воодушевлением:
— Оттого и бегает Фома, задрав меч, что хочет скрыть свои темные делишки… Так что Элеонора? Он дарил ей подарки, Фома–то, а она, как все женщины, быстро размякла. Женское сердце при виде побрякушек становится как пудинг, вот Фома и начал от этого пудинга лакомиться. И до того долакомился, что потерял всякую осторожность. Как–то раз возвращается в дом торговец тканями – по правде сказать, ему давно уже намекали, и он решил удостовериться… Стало быть, входит он в дом…
— А там Фома! – захохотал другой сержант.
Лиамонд хлопнул его по плечу:
— Верно говоришь, товарищ! Фома в комнатах у своей любезной дамы. Та, говорят, зарыдала и хотела мужу во всем признаться, но Фома ей рот рукавом завязал, чтобы не голосила. И ничего умнее не придумал, как переодеться в женское платье.
— Не может быть! – ахнул сэр Артур. – Как до такого мог докатиться сын члена Парламента!
Но Лиамонд понимал, что эта история нравилась сэру Артуру все больше и больше.
— Точно вам говорю, — повторил сержант, — нацепил на себя Фома женское платье и говорит: мол, сойду за подругу. Тут Элеонора сорвала рукав, которым Фома завязал ее рот, и как закричит на Фому: «Дура!»
Вокруг захохотали:
— Так и закричала – «дура»?
— Точно вам говорю, товарищи! Она ведь женщина, а у женщин ум устроен совершенно иначе, чем у мужчин. И если мужчина с первого взгляда распознает в другом человеке его суть, то есть костяк, нрав и происхождение, то женщина не глядит далее одежды и прически. Только что лежала она в объятиях молодого мужчины, но как только переоделся он девицей, так сразу увидела она перед собой девицу, а о молодом мужчине позабыла! И кричит ему: «Дура! Зачем ты завязала мне рот?»
Сэр Артур смеялся так, что слезы выступили у него на глазах.
— А шериф Мэлори знает? – выговорил он.
— Больно много дела шерифу до проказ его сына! – ответил Лиамонд.
— Ну а торговец тканями – что? Он–то мужчина, он должен был увидеть, кто перед ним, девица или нет! – настаивал сэр Артур.
— Торговец тканями малый не промах, вытащил он длинный нож и набросился на Фому. «Будешь, — говорит, — знать, как навещать чужих жен!» Фома тут разом позабыл о том, какое на нем платье, тоже вытащил нож – и давай отбиваться! А потом подхватил левой рукой подол длинного платья и как хлестнет торговца тканями прямо по глазам! Пока тот приходил в себя, Фома, как был в женском платье, выскочил из дома – и бежать…
— Клянусь Геркулесом, ничего смешнее в жизни не слыхивал, — утирая лицо, сказал сэр Артур.
— Самое смешное случилось на другой день, — сказал Лиамонд.
— Пощади, сил смеяться больше нет!