Гальшке стало еще страшнее, чем до этого, но она смело посмотрела ему в глаза и сказала спокойно, словно и в самом деле нисколько не боялась:
— А чего бояться? Они же свои, никого и никогда не обидят.
Рассуждала совсем как взрослая, чем очень удивила князя Константина.
— Хорошо, что ты это понимаешь, — он взял ее за руку, повел к выходу. — Пойдем домой, я тебе расскажу о многих Острожских.
— О мертвых?
— Не только о мертвых, но и о живых.
Вскоре Гальшка узнала, что Острожские — самые богатые люди в Великом Княжестве Литовском после Гаштольдов. А теперь эти неисчислимые богатства принадлежат князю Константину. Да и видела, что дядя себе ни в чем не отказывал. Держал даже почетный караул, в котором было несколько сотен казаков, венгерская пехота и немецкие драгуны. Он часто организовывал праздники, приглашая на них многочисленных гостей, любил проводить балы.
Как-то спросила:
— А эти богатства и моей маме принадлежат?
Если бы была взрослой, а поэтому более внимательной, заметила бы, что, услышав это, князь не знал, что и ответить. Он некоторое время молчал. Наконец произнес:
— И твоей матери также.
— Так почему ты можешь тратить их, а маме этого нельзя делать? — рассудила Гальшка совсем не по-детски.
Вопрос застал князя Константина врасплох. Нечто подобное ему заявляла и Беата, когда упрекал ее за чрезмерную расточительность. Тогда он пытался довести ей, что не денег жалеет, а недоволен тем, куда она их направляет.
Не возражал, чтобы и Беата принимала участие в организации праздников и балов в Остроге, ибо знал, что и это работает на авторитет Острожских. Но ему не нравилось, что средства идут на сторону, потому что она любила погулять за пределами замка в кругу тех, к кому душа князя Константина не лежала. А еще резкий протест у него вызывало то, что Беата чрезмерно большое внимание уделяет оказанию помощи католическим храмам и монастырям.
В подобных случаях заявляла:
— Это мое право.
Правда, когда князь Константин был объявлен досрочно совершеннолетним, это ей стало делать труднее. Но все равно за ней числилось немалое состояние.
Не удержался, чтобы не упрекнуть ее:
— Ты же слово Илье давала!
— Какое еще слово?
— Неужели забыла?
— Забыла.
— Не помнишь, как брат мой просил, чтобы ты сына не отлучала от православной веры?
— Так вот ты о чем?! — Беата презрительно посмотрела на него: — Чтобы упрекать за что-то, надо хорошо разобраться!
— По-твоему, упрек незаслуженный?
— Нет у меня сына! А раз нет, то сама собой исчезает необходимость придерживаться данного слова.
Формально Беата была права. Родись сын, она должна была бы сдержать слово, а раз дочка, о каком обещании может идти разговор?
— Но есть еще память перед мужем, — князь попытался урезонить ее. — Или ты забыла Илью?
— Не надо меня упрекать, — глаза Беаты стали влажными.
Понял князь Константин, что она по-прежнему любит его брата, но вместе с тем желает поступать так, как считает нужным.
— А тебе не кажется, — Беата вытирала слезы, — что Илья, будь он жив, понял бы меня?
— В чем понял бы?
— Что я имею право воспитывать дочь так, как считаю нужным.
Тогда князь Константин ничего не ответил. Не ответил и теперь на вопрос Гальшки.
Беата в чем-то была права. Теперь же князь боялся, что Гальшка многое во взаимоотношениях с матерью не поймет. Сложно все это для детского восприятия.
— Давай, доченька, я лучше тебя на лодке покатаю.
Но Гальшка внезапно выпучила глаза, в них застыл страх. Она прижалась к дяде, дрожа от страха:
— Не надо!
Осознав оплошность, князь Константин попытался утешить племянницу:
— Не будем кататься, доченька.
А Гальшка будто и не слышала его:
— Не хочу! — билась в истерике. — Не хочу!
Как это подзабыл он?!
Случилось это примерно год назад. Было лето. Гальшка, оставшись одна, побежала к реке. И, надо было случиться, там стояла на отмели лодка. Как ее удалось девочке сдвинуть с места, одному Богу известно. Через некоторое время Гальшка оказалась в лодке, которую волны отнесли от берега, и она поплыла по течению. Растерявшись, девочка заметалась, лодка перевернулась, а Гальшка оказалась в воде.
Беда в том, что она не умела плавать, и, конечно бы, утонула, но, на счастье, рядом оказалась крестьянская девушка. Услышав крики ребенка, смело бросилась в воду и вытянула обезумевшую от страха Гальшку на берег. И с удивлением увидела, что это маленькая княжна.
— Не плачь, — начала успокаивать ее, — отведу тебя домой.
— Мама ругаться будет! — еще сильнее заплакала Гальшка.
— Не бойся, главное, что жива осталась.
Только после этого Гальшка успокоилась. А девушка привела ее в замок. Увидев дочку живой, Беата, которая долго не могла ее найти, несказанно обрадовалась. Обратившись к девушке, сказала:
— Не знаю, как и отблагодарить тебя…
И надо же вмешаться Гальшке:
— Пусть у нас живет.
— Пусть живет, — согласилась Беата. — Одной горничной меньше, одной больше, — рассудила вслух княгиня и спросила у девушки: — Звать тебя как?
— Марыся, — ответила та.
— Хочешь, Марыся, горничной быть?