Она, конечно, понимала, что сын не отступится от своего решения, но ей, как и любой матери, хотелось, чтобы ему обязательно сопутствовал успех. И его юный возраст мог поначалу стать непреодолимой преградой, ибо мало надеяться на себя, нужно находить единомышленников. А искать их необходимо среди других князей, которые придерживаются православия. Только пойдут ли они на контакт с тем, кто еще не достиг совершеннолетия?
Юный князь догадался, о чем думает мать:
— Молодость никогда пороком не была. Не беда и то, что я несовершеннолетний. Пройдет год-другой. Впрочем… Есть еще и король!
— Не понимаю, он здесь при чем?
— От того, как ведет себя Беата, можно обратиться к нему с просьбой, считать меня досрочно совершеннолетним.
— Но это ее право, какой веры придерживаться!
— Я не о вере, мама, а о том, что она начала транжирить богатства, перешедшие ей по наследству. Не только свое, но и принадлежащее мне. Да и Гальшке.
— Тогда другое дело, — согласилась княгиня Александра. — А когда ты думаешь к королю обратиться?
— Обожду немного.
— Я бы на твоем месте не тянула с этим, — она внутренне удивилась, как сама не додумалась, что объявление сына досрочно совершеннолетним — хороший (да и, видимо, оптимальный) выход из сложившейся ситуации. Однако не стала об этом говорить, потому что и так все было ясно.
— Все же постараюсь поговорить с Беатой, — сказал князь Константин.
— Думаешь, она послушает тебя?
— Это ее право, но мне хотелось бы, чтобы все было честно.
С детства Гальшке запомнились несколько человек, которых она считала своими взрослыми друзьями. В первую очередь девочка тянулась к дяде Константину. Даже иногда отдавала ему предпочтение перед матерью, за что Беата укоряла и дочку, и брата мужа. Часто даже доходило до размолвок.
Беата, завидев дядю с племянницей, начинала кричать:
— Снова за свое взялся?!
Князь Константин ничего не понимал или делал вид.
— Ты о чем, сестренка?
Такое обращение, которое раньше ей нравилось, выводило Беату из себя.
— Раз и навсегда забудь, не сестра я тебе!
— И с какого времени вдруг изменилось твое отношение ко мне? — спрашивал князь Константин, хотя превосходно знал, когда ему и Беате окончательно перебежала дорогу черная кошка.
— Больно уж забывчивый!
— Какой есть.
— Может быть, напомнить?
— Напомни.
— Так это, может быть, не ты добился у короля, чтобы тебя считали досрочно совершеннолетним?
— А что здесь плохого?
— Ты что, издеваешься?
— Побойся Бога, Беата!
— У тебя какой-то особенный Бог. Почему он делает тебе только хорошее, а мне — одно плохое.
— А твой лучше? — заводился и князь Константин.
— Не тебе судить. Но это не я добилась, чтобы забрать в свои руки управление всеми твоими имениями.
— Так ты же ими сначала управляла. И к чему это привело?!
— Что?!
— А то, не вмешайся я, а король не поддержи, давно бы все прогуляла.
На это ей нечего было сказать.
Основной причиной обострения отношений стало то, что король, невзирая, что Беата его дочь, все же пошел навстречу князю Константину. И не только передал управление имениями в его руки, но и заставил княгиню дать полный отчет, куда делись доходы от них, приобретенные за время ее опекунства.
Бросив напоследок угрозу:
— Гальшку я тебе все равно не отдам! — Беата набросилась на дочку: — А ты чего уши развесила? Интересно?
— Мама, — умоляла Гальшка. — Не ругай дядю, он хороший.
— Такой хороший, как и ты!
Случалось, правда, и так, что, видя любовь дочки к дяде, в сердцах произносила:
— Делайте, что хотите!
Тогда для Гальшки наступали самые счастливые минуты. Вместе они обязательно находили какое-нибудь интересное занятие.
То бродили в окрестностях Острога, то спешили засесть вместе за чтение Евангелия — Гальшка рано осилила грамоту, и князю Константину было приятно слушать, как она тихим, мелодичным голосом знакомит его с тем, что неизменно находит благодатный отзыв в душе. А еще дядя рассказывал племяннице о славном роде Острожских.
Когда она подросла, однажды предложил вместе спуститься в подземелье Богоявленской церкви, где спали вечным сном некоторые его представители.
Когда спускались вниз, было темновато, и Гальшке стало страшно, хотя старалась не подавать виду. Да и князь Константин успокаивал.
— Не нужно бояться мертвых, доченька.
Иначе, как доченькой, с того времени, когда умерла единственная собственная дочь, ее не называл. Было у князя еще трое сыновей, но ему очень не хватало дочери, поэтому всю свою нежность дарил Гальшке.
— Не нужно бояться мертвых, — повторил князь Константин, — потому что мы — часть их, живем за них.
— И за моего папу? — спросила тогда Гальшка.
— И также за твоего папу, — пояснил ей. — Но за него живешь, прежде всего, ты, а после уже твоя мама и я.
— Потому, что ты его брат? — догадалась Гальшка.
— Потому, что брат. Но, — продолжал князь Константин, — мы живем не только за твоего отца, но и за других Острожских, ушедших в мир иной.
— За всех, за всех? — удивилась Гальшка.
— За всех.
Она обвела взором склеп, в котором стоял не один десяток гробов. И сильно прижалась к дяде. Тот обнял ее и спросил:
— Страшно, доченька?