Ожерелье княжны Гальшки

Стояла теплая, солнечная погода. Такая бывает обычно на исходе лета, когда совсем не ощущается зной, но воздух еще достаточно нагрет, наполнен живительной свежестью. От этого легко дышится и хочется подольше находиться наедине с природой. А еще с некоторой грустью думается не только об уходящем лете, но и о проходящих годах, неизменно приближающих к старости.

Беата с каждым прожитым годом все отчетливее это понимала. Но не за себя боялась, а за дочь. Эта боязнь была связана с тем, чтобы ни при каких обстоятельствах не прогадать, выдавая ее замуж. Об этом, конечно, рано было еще думать, но подобную мысль княгиня никогда не отгоняла от себя. Не отпускала от себя и теперь.

Гальшка заметила, что мать внезапно стала грустной:

— Чего печалишься, мама?

— О тебе думаю, доченька?

— Обо мне?

— А о ком еще?

Беата, что в последнее время за ней замечалось редко, нежно обняла дочь. И, словно чувствуя перед Гальшкой вину, призналась:

— Ты не обижайся на меня, что часто бывает не до тебя.

— Не обижаюсь, — ответила Гальшка и со всей своей искренностью заметила: — Мне и с дядей Константином хорошо.

Княгиня не сдержалась:

— Опять этот Константин!

Гальшка спросила:

— А разве он плохой?

Беата поняла, что не надо было это говорить при дочери.

— Дело не в том, плохой твой дядя или неплохой.

— Тогда в чем?

— Понимаешь, я твоя мама. Кого надо больше любить? Меня!

— А я тебя и люблю, мамочка. А еще дядю Константина.

— Спасибо, доченька, — находясь в хорошем расположении духа, княгиня не стала уговаривать ее реже встречаться с дядей, отнеслась к этому спокойно: — Разве я против, чтобы ты бывала с дядей?

Произнеся это, она внезапно загадочно улыбнулась:

— А поскольку мы любим друг друга, у нас обязательно должен быть секрет.

— Секрет? — переспросила Гальшка. — Это так интересно! Какой?

— А ты никому не расскажешь?

— Никому-никому! — Гальшка все еще находилась в том необыкновенном состоянии, когда тайна, ожидающая тебя, по-прежнему будоражит сознание.

— Готова поклясться?

— Клянусь, мама.

— Тогда слушай.

Беата сняла с шеи ожерелье:

— Видишь, доченька, какая красота?

Гальшка внимательно всматривалась в тончайшие нити из жемчуга, мастерски сплетенные так, что они образовывали дивный узор.

— Это ожерелье венецианской работы, — пояснила она дочке. — И нет ему цены.

— Такое дорогое? — удивилась Гальшка.

— Не только поэтому. Его когда-то подарил моей матери, твоей бабушке Катажине Костелецкой, король Сигизмунд.

— Сам король?

— Бабушка ожерельем очень дорожила. А когда я повстречала твоего папу…

— Князя Илью?

— Илью, доченька. Так вот, когда я его повстречала, и мы решили повенчаться, бабушка отдала его мне. Я с ним и шла под венец. А после этого никогда его не носила.

— А почему сегодня надела?

— Тебе показать. Чтобы ты знала, когда подрастешь, оно станет твоим.

— И об этом никто не должен знать?

— Как ты догадалась?

— Ты же говорила, что у нас должна быть тайна. А какая это тайна, если о ней все знают.

Беате оставалось только удивиться, насколько дочь рассуждает не по годам серьезно.

— Однако, — продолжала она, — это только часть нашей общей тайны…

— А где вторая?

— А вот! — княгиня сняла массивный перстень и подала дочери.

Гальшка начала внимательно рассматривать его, не пряча восхищения.

— Хочешь, — предложила Беата, — расскажу его историю.

— Да! — глаза Гальшки загорелись.

— Тогда слушай, — княгиня Беата начала медленно, чтобы вызвать у дочери еще больший интерес. — Было это давным-давно…

— Мама, — нахмурилась девочка. — Зачем мне сказка, я не маленькая!

— Это не сказка.

— Сказки всегда так начинаются: давным-давно…

— Просто совпадение. Но то, о чем хочу поведать, на самом деле произошло очень давно. Даже трудно достоверно сказать, когда именно.

Гальшка после этого превратилась в само внимание, а княгиня продолжала:

— Вывезли этот перстень наши предки из Турции. Там он считался талисманом…

— А что такое талисман? — не удержалась дочь.

— Такой предмет, который, если к нему относиться хорошо, обязательно приносит счастье. Так вот, мусульмане считали, что этот перстень владеет некими чарами. Посмотри внимательно, — Беата показала на камень. — Он способен менять свой цвет. Становится то зеленым, то розовым, то голубым. Но не в одном цвете дело.

— А в чем?

— Еще внимательнее посмотри на него. Он не просто розовый. Сам цвет выразительный, а это свидетельство того…

— Чего?

— Что я здорова.

— А если, — Гальшка спохватилась, — не знаю, как и спросить.

— Понимаю, о чем ты, — догадалась княгиня. — Если человек заболеет, то камень тускнеет. Опять-таки, независимо от того, какого он цвета в данный момент.

Гальшка продолжала рассматривать перстень со всех сторон.

— А сам цвет не меняется? — поинтересовалась она.

— Зависит от погоды, времени года. Да и мало, от чего еще.

— И о перстне никому не нужно говорить? — уточнила Гальшка.

— И о перстне тоже, — княгиня замолчала.

Молчала и Гальшка.

Наконец Беата прервала молчание:

— Думаю, когда-нибудь эти два талисмана нам пригодятся, только…

— Только никому ни слова, — догадалась девочка.

Дочь и мать посмотрели друг на друга, как заговорщики.

Глава 8