Ожерелье княжны Гальшки

— Святой отец, — было видно, что Беата недовольна его отношением к просьбе, — неужели у вас нет своих людей?

— Если постараться…..

— Старайтесь, святой отец!

После этого он сразу же встретился с Марысей. Объяснил ей:

— Пришло время приступать к осуществлению нашего плана.

Она не стала ничего уточнять, а дала понять, что сделает все возможное:

— Я готова.

— Мне нравится твоя решительность.

Вряд ли он сознательно стремился к этому, но Марыся восприняла его слова двояко, и лицо ее расплылось в улыбке:

— Шутить изволите, святой отец?

— Бога побойся!

— Какой серьезный…

Отец Антонио рассердился:

— Прошу тебя, выслушай внимательно.

Она снова улыбнулась:

— Я готова.

Не обратив на это внимания, он продолжал:

— Старайся чаще быть около Острожского. Возможно, что-нибудь и выведаешь. А еще следи, с кем будет общаться Гальшка. Скорее всего, с тем, кто нравится князю.

— Вы уверены, святой отец?

— Иначе и быть не может, — подытожил он.

— Поняла.

— А о том, что выведаешь, — на всякий случай напомнил, — сразу сообщай мне.

Отойдя от стола, за которым мирно посапывал обжора, отец Антонио подошел к гостям, в которых не сомневался, что они католики. Среди них, правда, оказался и воевода познанский, лютеранин граф Гурко. Правда, отца Антонио обнадеживало, что по национальности тот поляк. Представлены друг другу не были, однако слышал, что Гурко — человек богатый, подыскивает себе невесту. Значит, неслучайно оказался на торжественном вечере. Скорее всего, его пригласила Беата. Подумал, что не мешало бы ненавязчиво познакомиться.

Граф подошел сам. При этом, поскольку никогда особой тактичностью не отличался, спросил в лоб:

— А вы как оказались здесь, святой отец?

В ином случае отец Антонио обиделся бы за такую бесцеремонность. Да и вряд ли бы захотел разговаривать с лютеранином. Ведь они отрицали верховенство власти римского папы, не признавали монашества. Но, предчувствуя, что граф Гурко — человек нужный, пошел с ним на разговор:

— Отречение от мирской жизни не исключает возможности бывать там, где все, что ни делается, совершается с Божьего согласия.

— Тогда будем знакомы, — так же бесцеремонно продолжил он: — Граф Гурко.

— Отец Антонио.

И не пожалел, что познакомился.

Люди, не обладающие умственными способностями, имеют большие амбиции, даже случайно найдя собеседника, желающего слушать их, очень откровенны. Поэтому Гурко сразу выложил о себе все.

Прежде всего, конечно, похвастался богатствами, а еще, что было для отца Антонио главным, признался, что не прочь взять в жены Гальшку. При этом заверил:

— В успехе не сомневаюсь.

После услышанного, еще раз окинув его внимательным взглядом, Чеккино готов был рассмеяться. В высших итальянских кругах на такого жениха, несмотря на его состояние, никто и не посмотрел бы. Разве Гальшке такой муж нужен? Даже подумал, что, будь моложе, сам бы бросился к ее ногам. На все пошел бы, чтобы всегда чувствовать рядом присутствие этой прекрасной нимфы. Целовать девственные уста, тонуть в глубине глаз, чистых, как лесные озера.

Фантазия готова была унести отца Антонио очень далеко, но он своевременно остановился и поспешил заверить собеседника, что мечта его обязательно осуществится.

— Спасибо, святой человек! — глаза Гурко излучали восторг. — Вы пока единственный, кто поверил в мой успех.

— А разве есть сомневающиеся в этом? — спросил отец Антонио.

— Даже самые близкие друзья не верят, что Гальшка станет моей.

— Неужели? — отцу Антонио надо было выведать как можно больше. — Не верить в возможности такого мужчины? — польстил он.

— Понимаете, святой отец, они говорят, что мы не пара.

— Почему? Вы же богаты!

— Утверждают, что мне нужна жена постарше.

— Не слушайте их, граф! Такому молодцу, — он продолжал льстить, — только Гальшка и нужна! Красивая, богатая, молодая!

Разошлись как лучшие друзья.

— Всегда к вашим слугам, святой отец, — откланялся Гурко.

— А я к вашим, граф, — поспешил его заверить отец Антонио.

В это время Гальшка стояла среди девушек, пришедших на бал, и стеснялась от многочисленных взглядов, которые бросали на нее не только мужчины, но и женщины. Но если первые — с восхищением, то вторые — с завистью.

Завидовать было чему. Хотя и собралось на вечер немало красавиц, которые имели десятки поклонников на балах в Кракове, Варшаве, Вильно, сравнение с Гальшкой было явно не в их пользу.

Прежде всего, из-за того, что она была значительно моложе. Но еще и потому, что молодость ее была особая. Гальшка рано повзрослела, не успев еще окончательно расстаться с детством. А это привело к тому, что в выражении лица, в легком движении рук, во всем поведении сочетались наивность и непосредственность с обаянием, которое со временем прорастет цветущей красотой, способной свети с ума любого, да и теперь не дает покоя многим. Но Гальшка еще не понимала этого. Она напоминала бутон, который сам по себе прекрасен, но главное сокрыто внутри.

Стоя у стены, она смотрела по сторонам, пытаясь найти хотя бы одно знакомое лицо, кто бы своим присутствием развеял ее одиночество. И несказанно обрадовалась, когда увидела ДЯДЮ.