– Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой? – спросил он.
– Нет, ты останься.
На улице было холодно, и Ханна понятия не имела, куда идти, где искать. Она стала звать Кейт, ее голос звучал высоко и тонко. Она увидела отпечатки каблуков на земле и пришла по ним на пустую парковку у супермаркета. Ханна почувствовала себя здесь уязвимой, на этих каблуках, в этом платье.
– Кейт? – позвала она. Дорога была оживленной даже в этот ночной час. Внезапно ей пришла в голову ужасная мысль, и Ханна побежала.
– Кейт? – повторяла она. – Кейт?
И тут Ханна ее увидела. Она стояла на маленьком горбатом мостике, склонившись над рекой.
– Кейт! – снова крикнула Ханна.
Она задыхалась от волнения.
– Я ухожу, – произнесла Кейт, сверкая глазами. Под мостом тихо текла холодная черная вода.
– Кейт, – сказала Ханна, беря ее за руку. – Ты пьяна. Утром все будет выглядеть по-другому. Честное слово.
– Не затыкай мне рот! Знаешь, Ханна, ты такая же, как и все остальные. «Не бери в голову, что тебя разрезали и не сказали, зачем. У тебя здоровый ребенок. Принимай эти чертовы антидепрессанты и заткнись». Ты не хочешь услышать правду.
Ханна почувствовала, как внутри нее поднимается холодная ярость.
– Какую правду, Кейт? Давай, расскажи мне.
Кейт упрямо отмахнулась.
– Ну что ж, давай я расскажу тебе свою правду, хочешь? – Теперь Ханна говорила быстро и четко: – Мой муж уходит от меня, потому что мы не можем иметь детей. Я потеряла ребенка. У меня был выкидыш. У тебя когда-нибудь было такое?
Глаза Кейт расширились.
– Рассказать тебе, Кейт? Смотри, – она взяла ее за руку и задрала рукав. – Он был примерно такого размера. Размером с твоего драгоценного паука. Околоплодный мешочек, в котором находился мой неродившийся ребенок. Это чудовищное зрелище. Это не то, что ожидаешь увидеть. Ожидалось, что он останется внутри меня – будет расти и расти, пока не родится нормальным. Ты ведь знаешь, каково это, не так ли? Ребенок, растущий внутри тебя?
Теперь их дыхание сливалось в тихом морозном воздухе.
– Но я тебе этого не рассказывала. Я не говорила об этом. Ни с кем.
– Почему?
– Потому что в то время ты была беременна. Потому что я не хотела тебя расстраивать. Потому что мне было стыдно.
Плечи Кейт поникли.
– Ты должна была мне рассказать, – хрипло произнесла она.
– Нет, – ответила Ханна. – Ты должна была спросить.
Когда они приехали в отель, было уже поздно. Комната оказалась меньше, чем казалась на картинке.
– А где ванная комната? – спросил Нэйтан.
– Мне достался последний номер, здесь смежная ванная, – устало ответила она. – Думаю, она дальше по коридору.
Ей было холодно. Там, на мостике, она прилично промерзла.
Он кивнул и пошел к сумкам.
– Ты помнишь, куда положила мою зубную щетку?
– Держи, – протянула Ханна.
Когда он ушел, она устало опустилась в кресло. Из зеркала на нее смотрело ее отражение. Дурацкое платье, смазанный макияж. Все испорчено. Все кончено. Все абсурдно.
Утром за дверью оставили два подноса с завтраком. Она принесла их и поставила на стол. Он сидел на кровати, натягивая джинсы.
– Я выйду на улицу, – сказал он. Когда он возвратился, от него пахло сигаретами.
Ханна, разозлившись на все, позвонила в ресторан и отменила заказ на обед.
Все, обеда не будет. Не будет устриц и свежеиспеченного горячего хлеба, не будет ягненка из Эйлсбери. Не будет ребенка. Она убивает детей до их рождения. Нэйтан к ней не прикоснулся. Она даже была ему за это благодарна. Ей казалось, что она как будто разбилась на мелкие кусочки изнутри и только тонкая кожа держит все это вместе. Словно коснись ее – и она может рассыпаться так, что не собрать.
Они шли по пляжу, не касаясь друг друга, не разговаривая. Молча смотрели на бурлящее море, потом сели в машину и поехали в Лондон. Всю дорогу Ханна делала вид, что спит. Сдав арендованную машину, на автобусе добрались до Хакни.
Они поднялись в квартиру. Нэйтан стал собирать вещи.
Лисса
Последний выход. Пьеса «летала». Лисса никогда не чувствовала себя на сцене так свободно – словно плывет по воздуху и слова всплывают в ней, как будто ее собственные.
«В ваших жилах течет русалочья кровь, будьте же русалкой! – говорит ей Ваня. – Дайте себе волю хоть раз в жизни».
Сойдя со сцены после своего последнего выхода, она поняла, что совершенно не думает о зрителях, полностью сосредоточившись на других актерах, выйдя за пределы себя. Она не вспоминала о Нэйтане полтора часа. Когда они вышли на поклон, Джонни повернулся к ней и поприветствовал легким кивком. За кулисами он старомодно поцеловал ей руку.
– Ты была великолепна, – сказал он.
– Ты тоже.
Он склонил голову набок.
– Мы должны за это выпить, – сказал Джонни, все еще держа ее руку. – Ты и я.
Она поспешила в гримерную, чувствуя, что счастлива, что сегодня ночью что-то завершилось, она получила ответ на вопрос, которым задавалась в юности. Что она может играть. Что это того стоит. Что она не пребывала в иллюзиях, не была глупой.
Когда она начала раздеваться, пришло сообщение от Нэйтана: «Я здесь».