Ожидание

Она села, уже без кимоно, и приняла расслабленную позу. Лисса обхватила колени руками, чтобы не упасть. У нее совсем небольшой репертуар, а есть люди, которые могут часами сидеть в самых искаженных позах. Обычно это танцоры, акробаты, но она не из их числа.

Через несколько минут аудитория успокоилась. Был слышен стук угля и карандашей, звук шагов преподавателя, когда он тихо переходил от мольберта к мольберту. Чаще он ничего не говорил, но иногда наклонялся, бормотал «хорошо» или проводил рукой по бумаге, а затем, двигая рукой по воздуху, обводил какую-то линию ее тела.

Лисса волей-неволей смотрела на себя – на свои голени, на щетину, которую забыла побрить сегодня утром. Нагреватели были выведены на максимум, и одна ее нога стала пятнистой и красной от жара. Ей даже казалось, что она чувствует запах своего тела.

Она осознавала, что потеряла многое – столь многое, что не может до конца осознать масштабы беды. Она потеряла Нэйтана, Ханну. Она потеряла Кейт, которая не отвечает на ее звонки.

Но, кажется, она потеряла гораздо больше, чем это. Это было похоже на черную дыру, которая всасывала в себя все возможные варианты ее будущего, все, кем она бы могла стать, будущие успехи, любовь, детей, самоуважение.

– Нам надо поймать то, что мы видим, – произнес преподаватель. – Саму суть. Толковать эту суть – это не наша задача. Нам надо лишь передать ее на бумаге.

Меж тем ее левая ягодица уже онемела, а ногу словно кололи тысячи булавок. Она слегка подвигалась, но это было замечено.

– Лисса, – произнес преподаватель. – Пожалуйста, постарайтесь не шевелиться.

В аудитории раздался тихий кашель, и Лисса, подняв взгляд, уперлась во взгляд молодой женщины. Ей, наверное, лет двадцать или около того. Красивая, точеная, словно серьезная маленькая кукла.

Лисса представила себе ее тело под одеждой – гладкое, как у алебастровой статуи. Интересно, о чем она думает, когда смотрит на Лиссу?

Думает ли она о том, почему эта взрослая женщина все еще практикует такое занятие в ее-то возрасте?

Смотрит ли она на изгиб живота Лиссы? Думает ли о том, есть ли у нее дети?

Лисса перевела взгляд на другую молодую женщину, которая пристально смотрела на ее бедра, делая большие мазки углем. Какое у нее кукольное, бесстрастное лицо!

«Все, что я есть, – подумала Лисса, – это набор линий». Внутри нет ничего реального. Совсем как те устрашающие тела, которые рисовала ее мать много лет назад на тротуарах Тафнелл-парка. Те протестные рисунки стали как будто пророчеством. Остался только контур.

Внезапно у нее закружилась голова, и она снова пошевелилась. С другой стороны аудитории донесся громкий ропот.

– Извините, – проговорила Лисса. – Я плохо себя чувствую.

Она встала и, закутавшись в халат, вышла в коридор и прижалась щекой к прохладной стене.

Ханна

Аэропорт Гатвик, раннее утро. Ханна чувствовала себя так, как, наверное, чувствует только что очищенная устрица. Мир давил на нее: женщины на каблуках и в пальто, почти бегущие люди, которым не терпится оказаться где-то еще. Ханна чувствовала себя одновременно невидимкой и кем-то слишком заметным в своей непромокаемой куртке и прогулочных ботинках.

Ей тридцать семь, это уже средний возраст. Она не знала, что хуже, – когда мужчины смотрят на нее или когда нет. Кончиком большого пальца она провела по отметине, оставленной обручальным кольцом, – по этой маленькой бороздке. Гребень мозолистой кожи, за которым – пустота. Правда, мозоль почти исчезла, хотя палец все еще возвращается к ней, как язык к щели, где раньше был зуб.

В порту Абердин ей придется ждать стыковочного рейса в течение часа. В аэропорту полно людей. Мужчины с внешностью полицейских, хотя и менее подтянутые. Многие из этих лысеющих краснолицых гигантов поглощают свои завтраки в баре, запивая их пивом. Ханна их избегает, просматривая стенды, думая, не купить ли журнал, но все они кажутся ей одинаково нелепыми, и она переходит к книгам. Она уже несколько месяцев ничего не читала. То, что раньше казалось безобидным занятием, теперь превратилось в сплошную муку и пустую трату времени. Она теперь не хотела читать ни о любви, ни о детях, ни о неверности. Ханна рассеянно брала с полки путеводители и возвращала их обратно. Ей не нужен путеводитель. Она способна была ориентироваться интуитивно. Была способна на спонтанность. В конце концов она купила «Эмму» Джейн Остин и бутылку воды. Она уже читала эту книгу. Она уверена, что в ней нет ничего про детей.

Самолет на Оркнейские острова оказался совсем маленьким. Дождь барабанил по иллюминаторам. Ханна положила сумку под сиденье и огляделась вокруг. Незнакомые люди приветствовали друг друга, как старых друзей. Когда дверь вот-вот должна была закрыться, в самолет вбежал один из мужчин, обедавших в баре. Он часто дышал. Здоровяк поприветствовал пожилую даму по другую сторону прохода от Ханны, прежде чем занять свое кресло на пару мест впереди. Волосы у него были короткие и аккуратные, и двигался он с удивительной точностью человека, знавшего, что сейчас утро и он пьян.