Ожидание

Как-то ноябрьским утром, отвезя Леву к маме, Саша решила съездить на вокзал. Постоять у выхода на платформы, посмотреть на вновь прибывших туристов Тушинска, встретиться с прежней собой. Возможно, почувствовать живительное, целебное тепло далекого детства – уплывшего вместе с папой из видимой реальности, но, несомненно, витающего где-то между турникетами, облезлыми вагонами и свежими, не помнящими девяностых годов киосками. Саша долго ехала по пробкам – в сыром, не согретом автобусе, пропитанном запахом бензина. Сидела, съежившись, возле самых дверей, которые то и дело с шипением открывались, впускали в салон улицу, обдающую потоками ледяного воздуха. В голове проносились солнечные образы летнего вокзала – словно наперекор происходящему ноябрю. Горячая слепящая яркость, разлитая над платформами, и гулкая, чуть сумрачная, успокаивающая тело прохлада зала. Папина темно-синяя футболка, выданная еще в довокзальные времена вместо доцентской зарплаты. Папина ласковая улыбка – вопреки неторопливой и очень изнуряющей боли, безостановочно текущей по венам.

Однако, очутившись перед вокзальной площадью, увидев застывший во времени фасад, немой бетонный фонтан, полностью погрузившийся в собственную сырую тяжесть, Саша вдруг почувствовала резкий внутренний толчок. Как будто кто-то с силой ткнул ей в сердце холодным мокрым пальцем. И она повернулась, закрылась капюшоном от сгустившихся мыльно-белых хлопьев и быстрым шагом пошла обратно, к автобусной остановке. Желание прикоснуться к далекой радости детства внезапно показалось абсурдным, нелепым, даже никчемным. Вдруг ясно увиделось, что та мечтательная бытность навсегда осталась закрытой в прозрачной коробке воспоминаний. И пытаться открыть ее было абсолютно незачем. Теперь через Сашу тянулась другая, реальная, таксложившаяся жизнь, никак не связанная с утопическим вокзальным ожиданием.

В этой таксложившейся жизни появлялись новые, неизбежные люди. Почти сразу после Сашиного переезда Виталик представил ее своим родственницам. Трем вырастившим его женщинам – маме, тете и бабушке. Отца у Виталика никогда не было: во всяком случае, от него не осталось ни одного, даже очень смутного воспоминания. Даже далекого и расплывчатого антропоморфного пятна.

Знакомство произошло дома у Виталиковой тети. В крошечной загроможденной квартире, пропитанной запахом жареного лука и необязательных скучающих предметов. В комнате, до краев наполненной томлением пыльных пластиковых статуэток, намертво застывших часов, флакончиков старых одеколонов, пустых коробок, хлипких бесплатных вешалок из химчистки. Оказавшейся там Саше невольно подумалось, что жилище тихо страдает, болеет от бестолкового хлама, воспалившегося в его тесной утробе. Мечтает об успокоительной прозрачной пустоте.

Среди всей этой разбухшей барахолки, за круглым массивным столом, торжественно покрытым застиранной кружевной скатертью, Саша, по всей видимости, должна была как-то оправдать свое существование в качестве внезапной жены Виталика и еще более внезапной матери его сына. Произвести впечатление заботливой, любящей, бескорыстной женщины. Соответствующей вероятным ожиданиям родственниц-судей. Чтобы не дать разрастись настороженной неприязни – уже наверняка взошедшей в их сердцах. Чтобы таксложившаяся жизнь могла стелиться гладко и беспрепятственно.

И Саша старалась вежливо улыбаться, старалась игнорировать темный душный провал, медленно расползающийся внутри и неумолимо тянущий в себя. Все два часа торжественного чаепития она сидела с выражением ясной, спокойной доброжелательности – деликатная, внимательная к родственницам, готовая развеивать сомнения, любезно отвечать на вопросы о своей негаданно свалившейся на их головы жизни. Лишь два раза отошла в коридор – проверить спящего в коляске Леву.

Впрочем, Сашины усилия, похоже, были бессмысленны. Вопросов практически не задавали – разве что в самом начале, еще до того, как все уселись за стол, тетя поинтересовалась, где Саша училась и «в каких годах». А услышав, что на филологическом факультете, спросила, не знает ли она Ксеню Рябикову. Саша не знала.

– Ну, впрочем, да, логично. – Тетя махнула рукой куда-то в сторону сломанной кофеварки, медленно умирающей на шкафу. – Ксенька университет закончила в конце девяностых. Ну я так, на всякий случай спросила. Мало ли.