– Ведь обе теперь в институтах учатся, интересно же, наверное, обменяться впечатлениями, – сказала она, снимая тяжелую старенькую дубленку, промокшую от густого снегопада. – Правда, Викуся?
Сашу всегда раздражала эта ее настойчивость, с которой она уже много лет пыталась сдружить их дочерей. Непреодолимая слепота, мешавшая ей увидеть, что девочки абсолютно, бесконечно разные и совсем не стремятся к общению. Что за свои подростковые годы они ни разу не встретились
Вика была нескладной, негармоничной внешне, с длинным туловищем и короткими ногами. В ее образе будто сквозила некая композиционная ошибка, нарушение пропорций. Неверный расчет рисовавшего ее художника-подмастерья – явно не самого сильного ученика творца. И при одном взгляде на нее создавалось впечатление, что сама она непрерывно чувствует, словно физически ощущает собственную нескладность, несоразмерность. Вика постоянно втягивала голову в плечи, горбилась, опускала взгляд. Смущенно и немного нервно потирала виски, на которых сквозь жидкие, гладко зачесанные волосы проступали бруснично-красные родинки. С самого детства Вика была очень застенчивой, замкнутой, сторонящейся шумных компаний. Казалась воплощением болезненности и внутренней хрупкости. Как будто она родилась душевно надколотой, с глубокой продольной трещиной, протянувшейся через все сердце. И, конечно, как с недоумением думала Саша, яркой и общительной Кристине было с ней сложно и, скорее всего, невыносимо скучно. Равно как и сама Вика, очевидно, неловко чувствовала себя рядом с активной и самоуверенной
И в тот раз, как и следовало ожидать, беседа между ними не задалась.
– Ты, кажется, на факультете археологии учишься? – равнодушно спросила Кристина.
– На кафедре археологии, – чуть слышно поправила ее Вика, обнимая себя за плечи. Подняла на секунду медово-карие, чуть воспаленные глаза и тут же опустила. – На историческом факультете. А ты в Москве на менеджменте?
– Ага. И как тебе, нравится учиться?
– Да, очень хорошие преподаватели, компетентные. И много интересных предметов.
– М-м, понятно. Ну да, я слышала, что там довольно интересно. У моего бывшего одноклассника брат учился на археолога.
На этом обмен
Саша удивленно подняла голову, машинально посмотрела за окно, в черный застывший воздух, уже освободившийся от снегопада. Казалось, снаружи ничего нет: ни объемной стеклобетонной плоти, тесно обступившей двор; ни настойчиво кружащих по двору машин, ни даже темных спящих деревьев, погруженных в собственную зябкую сырость. Как будто за стеной дома была абсолютная пустота, черная дыра, готовая заглотить любого осмелившегося покинуть жилище. И было странно, что Кристине хочется выйти из теплой, залитой гладким уютным светом квартиры в эту неподвижную темень. Идти куда-то по мерзлой земле, сквозь морозное сверкание черноты, сквозь капустный хруст снега.
– На Первомайской? Так далеко? – вяло спросила она дочь, стремительно ускользающую в прихожую. Ускользающую от нависшей скуки. Или от чего-то другого – неуловимого, неприятного.
– Там готовят единственный приличный в этом городе лавандовый раф, – невозмутимо ответила Кристина, уже обматываясь кашемировым сиреневым шарфом. – Не скучайте тут. Если что, посмотрите по телевизору реалити-шоу «Преображение». Или «Звездный шок».