Ожидание andante

…В это утро кто-то из аборигенов-сопротивленцев установил растяжку, и Хомодо при взрыве вылетел через открытый люк на поверхность дороги, разбитой гусеницами бронемашин. Его не должны были бросать здесь одного, без оружия. Это было запрещено. Но, видимо, его посчитали умершим и не стали возвращаться, опасаясь других мин. Когда его анализаторы снова заработали, он увидел только пустую степь. Осмотрел себя. Защитный камуфляж оказался цел, иначе бы он уже умер. Добраться до базы и спасительной биокапсулы времени не хватало, даже если бежать. Средство связи вместе с оружием осталось в машине. Зато хватало времени с избытком, чтобы дойти спокойным шагом до океана. И Хомодо повернул прочь от базы.

Он устал существовать. Эта ситуация оказалась ему на руку, чтобы избавиться от усталости раз и навсегда. Биокапсула не восстанавливала силы до конца, а жидкости на этой планете были смертельны. Так утверждали хозяева планеты и к океану пришельцев не подпускали. Небольшие видеоролики на тепловизорах убедительно демонстрировали в разных вариантах, как соплеменники Хомодо, оказавшись в насыщенной чужеродными микроэлементами воде, за сорок секунд превращались в желе. «И это хорошо, – думал Хомодо, – сорок секунд боли можно вытерпеть ради того, чтобы навсегда исчезнуть вместе со всеми анализаторами и перестать видеть эту мерзкую каменистую пустыню».

Воздух стал более прохладным, влажным и соленым. До моря было еще сорок минут ходьбы. Обладая уникальной способностью предчувствовать будущее, он до секунды мог рассчитать свое время на ближайшие несколько часов. Жить ему оставалось один час, пять минут и две секунды. Последние двадцать две минуты собственной жизни Хомодо решил насладиться вечерним небом цвета индиго и вспомнить свою родину, на которой он стал преступником. Его преступление состояло в отказе от стерилизации. Вместе с ним преступниками стали все родичи, которые всем кланом несли ответственность за того единственного, кто имел редкую способность размножаться. Поддержав его отказ, соплеменники также подлежали уничтожению вместе с ним.

Родичи Хомодо ушли вместе с ним. Он искал новую планету для основания новой цивилизации, а приземлился на этой – с аборигенами-садистами, вечными войнами, почти мертвым от химических и ядерных отходов океаном и палящей оранжевой звездой. Когда Хомодо стал солдатом, он уничтожал чуждый ему биоматериал без эмоций. Чтобы сохранить свой. Втайне от Императора. Внешне Хомодо ничем не отличался от своих соплеменников, но он все еще оставался вождем – из оставшейся в живых тысячи. Он многому мог бы научить даже этих малоразвитых аборигенов, которые кичились своей допотопной генной инженерией и атомным оружием. Но его время, похоже, вышло. Новой цивилизации не будет.

Навстречу медленно двигался старый абориген с желтоватой спутанной растительностью на сухой коричневой коже. Его глазные щели слезились от ветра. Он катил металлическую конструкцию с двумя колесами, через раму которой был перекинут мешок с корнеплодами. За аборигеном бежало мелкое четырехлапое животное, которое яростно кинулось на Хомодо, пытаясь вцепиться белыми клыками в конечность. Нельзя было позволить нарушить целостность камуфляжа, и Хомодо швырнул в животное невидимый для аборигена импульс из мелкой фиолетовой крошки. Животное заскулило и завертелось на месте. Абориген остановился. Хомодо тоже. Он почувствовал на себе цепкий оценивающий взгляд, увидел беспомощность мышц и хрупкость костей аборигена, его полуразложившиеся от местного веселящего яда внутренности и его близкую смерть.

– А ведь ты не местная тварь, сынок. Звездный гость, чтоб тебя…

Абориген, прищурив глазные щели, сказал это также обыденно, как и его доктор, ежедневно укладывая Хомодо в капсулу. И, равнодушно отвернувшись, покатил свое сооружение дальше. Животное, поскуливая и припадая на задние лапы, поковыляло за ним. Хомодо отметил, что доктор никогда не называл его «сынок». Детеныш, по-местному.

Информация была неприятной и имела легкий оттенок печали, напомнив о потомстве, которое скоро умрет вместе с ним. Той самой печали, от которой у аборигенов из глазных и дыхательных щелей выделялась жидкость и повышалось давление тела. Хомодо не должен был ничего чувствовать. Он хотел ответить аборигену, что он гвардеец и отстал от части, но вспомнил, что у него всего двадцать две минуты для прощального ритуала. И молча двинулся мимо старика, так сильно выделявшего запах скорой смерти.

Внезапно, впервые за столько планетных лет, Хомодо почувствовал настоящее сожаление. Даже среди соплеменников он всегда был один, ему поклонялись, его боялись. Вождь! Нет, не один. Внутри ждало своего часа его будущее потомство, способное заселить планету с подходящими жизненными условиями за несколько оборотов времен года. Но с планетой ему не повезло. Он обманул свой род. Проиграл.