Ожидания Бена Уикса

Ахмед последовал его совету, и первые два удара вышли у него неказистыми.

— Не только руку отводи, а чуточку больше разворачивай все тело.

Ахмед сделал, как ему было сказано, — и оба сразу почувствовали, что запущенный к фронтальной стене мяч словно зажил новой жизнью.

В этот момент Бену припомнилось, как давным-давно они с отцом вместе были на сквош-корте. Игра складывалась из рук вон плохо. Бену все казалось, что ему не хватает времени, чтобы как следует замахнуться перед ударом. Каждый момент этого движения ощущался им как разрозненные неловкие элементы, и он уже готов был расплакаться.

— Послушай, Бен… — Отец взял в руку мяч и поглядел на сына. — Не переживай из-за того, что ты в чем-то не слишком хорош. Это нормально, когда что-то не сразу получается. Просто старайся делать то, о чем мы с тобой договорились. Ударь по мячу ракеткой прямо, а потом поверни кисть, точно поворачиваешь дверную ручку, — для этого не надо дожидаться, когда мяч долетит до фронтальной стены. Сейчас твоя задача — не выполнить хороший удар. Твоя задача — отработать как следует это движение.

Бен тогда был еще слишком юным и считал, что его отец — лучший в мире сквошист. Более того, он смутно полагал, что отец и есть само воплощение сквоша, изначальный источник этой игры. И этот акт освобождения, дававший Бену возможность делать не самый успешный удар, казался ему чрезвычайно широким жестом.

Позднее, поднявшись на определенный уровень мастерства, Бен осознал, что его отец — довольно посредственный игрок. Они сыграли свой первый настоящий турнир, в котором отец держался не слишком уверенно, и Бен с некоторой грустью одержал над ним неминуемую победу, а потом победил еще раз, почти ни разу не потеряв право подачи.

Однако эту грусть переживал тогда один лишь Бен. Сам Гарри никогда еще не испытывал такого удовольствия, как от осознания, что Бен наконец от него оторвался и пошел дальше. Игра его сына сделалась намного более сложной, изобретательной и порой просто изумляющей. Для Гарри это ощущалось так, будто он в свете дня беспечно работает веслами, плывя по мелководной реке мимо ничем не примечательных деревьев, а потом эта река вдруг начинает становиться все глубже и глубже, и к сумеркам его движения приобретают серьезность и степенность гребцов древности.

Бен успел даже подзабыть, какое восхищение когда-то вызывал у него отец на корте.

— Отлично, — сказал Бен. — Давай еще так же двадцать раз. Верно, с таким вот полуразворотом. Очень хорошо.

Ахмед чувствовал, как его тело, поймав ритм, само уже движется по нужной траектории, и его охватили благодарность и ощущение сопричастности, которые он всегда надеялся испытать в общении с Беном. Но в то же время он все пытался уловить, а не пытается ли Бен тем самым отлучить его от Томми, отнять у него эту дружбу.

Они вновь поменялись местами, чтобы играть форхенд.

— А что, если тебе отвести ракетку совсем назад? — спросил Бен.

— Совсем назад?

Бен придержал ракетку Ахмеда и проделал ею нужное движение.

— Вот, только быстрее и легче. Понимаешь?

— Наверное, да.

— Сделай-ка пару ударов.

Тот послушался, однако на сей раз это вышло уже не так легко, и Бену показалось, что Ахмед слегка расстроился. Заставив его почувствовать огорчение, Бен, возможно, смог бы с ним поквитаться, но все же он сумел справиться с этим искушением.

— Ладно, в следующий раз отработаем.

— Хорошо, в следующий раз.

* * *

На следующий день после пятого урока Бен заметил на ведущей вниз лестнице учебного корпуса зимнюю шапку Томми — рыхлой вязки и цвета ржавчины — и поспешил по тем же ступеням вслед за ним. Томми был один. Он толкнул наружу тяжелую входную дверь, и Бен, сам не очень понимая, зачем это делает, устремился через тот же выход наружу и заторопился по талому снегу за Томми, стараясь выдерживать дистанцию.

Бену хотелось нагнать Томми, пойти с ним рядом и сказать ему что-нибудь, но он никогда еще первым не заговаривал со старшеклассниками, а потому просто продолжал двигаться следом. Проходя мимо клуба, он увидел, что навстречу ему идет Хелена Раск, и понял, что она из тех резко похорошевших девчонок, которых он увидел в первый день. Вот только сейчас он знал ее имя и слышал, что она очень хорошо играет на гобое, хотя во всем прочем не особо блещет. Совершенно очевидно было, что Хелена уже свыклась с вниманием к себе, которое она ценила и с удовольствием принимала.

Томми миновал прямоугольный двор перед общежитиями, прошел мимо сквош-центра (на Драконе, кстати сказать, поверх блестящих следов шлифовки уже появился тускловатый налет), и стало ясно, что он направляется по обросшей высокими деревьями дорожке к корпусу Гордона, где он и жил.