Ожидания Бена Уикса

Бен повернулся и обнаружил позади себя, у другой стенки гардеробной, еще один такой же точно стул.

— А куда ты складываешь всю одежду?

— Под кровать. Зачем развешивать, если можно сложить? Садись уже.

Бен опустился на стул.

— С чем пришел? — спросил Томми.

— Я хочу, чтобы ты оставил Ахмеда в покое.

Томми усмехнулся.

— Ничего себе! А тебе-то вообще что за дело?

— Он не может держаться с вами на равных, — попытался объяснить Бен. — И ты, и Грэм, и Морган… все спокойно курите свою дурь и при этом вовремя делаете все задания и отвечаете перед преподами — в общем, все делаете как обычно. А вот Ахмед так не может. Он уже и на уроках-то почти не появляется.

Бен знал, что и сам не смог бы как следует себя контролировать, если бы пристрастился к наркотикам, и его так и подмывало спросить, как это получается у Томми.

— Ты не воздаешь должное его достоинствам.

— В смысле?

— Ты не знаешь, в чем он особенно хорош.

— Ну ладно, в чем это он так хорош?

— Ты бы знал, если бы был ему другом.

Бен был слишком взвинчен, чтобы говорить долго и пространно.

— И с чего вообще вам вздумалось тусить с Ахмедом? Вы — крутые ребята. А он совсем не крут. — Бену стало неловко, что он это так открыто произнес. — К тому же из-за него выперли Энниса.

Томми снова усмехнулся.

— Я терпеть не мог Энниса. Когда я был новичком, Эннис теннисной ракеткой лупил по мне твердыми мячиками для гольфа. К тому же Ахмед был не виноват. Энниса все равно бы рано или поздно выперли за издевательства над каким-то другим новичком.

— Я серьезно, — не унимался Бен. — Вам нет никакой надобности с ним общаться.

Томми помотал головой. Он до сих пор не мог оправиться от изумления, что этот человек, этот долговязый, как антенна, пацан, осмелился забраться в его тайную каморку.

Но Бен сейчас был всецело поглощен тем, какую роль ему внушили в школьном «Спутнике».

— Ты ведь его совсем не знаешь, — продолжал Бен.

— В смысле?

— Ахмед нисколько не стыдится самого себя. Притом что все остальные в этой школе выверяют каждый свой шаг, боясь как-то не так поставить ногу. Вот, к примеру, в капелле мое место рядом с Ахмедом. И прикинь, он поет все гимны! Причем громко поет, в полный голос. Никто другой этого не делает.

Внезапно у Бена перехватило горло: он представил Ахмеда, который в полной непринужденности неспешно шествует в длинном халате в душ, неся в руках свои ванные принадлежности. И тут же в голове возник образ Хатча, и в этот момент Бен понял, что именно так глубоко оскорбило Хатча в Ахмеде: это совершенно нестандартное, ничем не маскируемое, искреннее отсутствие стыда. Однако теперь у Ахмеда стали проявляться признаки скрытности и лукавства.

И тут другая мысль явилась Бену в голову и, не успел он спохватиться, тут же вылетела изо рта:

— Он что, платит за всю вашу траву?

— Ха! Ну ты даешь! — У Томми изумленно округлились глаза. — Ты — единственный из всей школы! — именно ты являешься ко мне и обвиняешь меня в том, что я пользуюсь деньгами Ахмеда! Уму непостижимо!

Вот оно и выплыло наружу. Естественно, Ахмед его выдал!

Бен молчал. Он ожидал, что на лице у Томми появится издевательская насмешка и злобная радость. Что он готов будет выскочить на улицу и каждому встречному рассказать, что Ахмед, оказывается, платит за Бена. Однако взгляд у Томми оставался серьезным, а потом стал и вовсе тяжелым, как будто его тяготил какой-то собственный нелегкий груз.

— Послушай, — произнес Томми, — ни одна живая душа от меня об этом не услышит. Мы с Ахмедом как-то вечером ловили тут кайф, и он похвастался, что получил за сочинение «похвально», и сказал, что очень рад, что ты остался в школе. Я спросил, что он имел в виду, и он мне рассказал.

На несколько мгновений каждый из них, казалось, снова погрузился в свои мысли.

— Послушай, — снова заговорил Томми, — мы его друзья. Мы не допустим, чтобы с ним случилось что-нибудь плохое.

* * *

Запрет на отношения продолжался уже три недели, но Генри Картер — тот самый вратарь, из-за чьей оскорбительной выходки, собственно, и введен был «мораторий», — играл лучше, чем когда-либо, и до конца хоккейного сезона даже не планировал как-то извиняться. Все знали, что запрет этот то и дело нарушался, но все равно он оказался куда эффективнее политики администрации, заявляющей о «недопустимости сексуальных контактов». Блюстительницы порядка из корпуса Пейдж в промежутках между уроками начали рыскать по общежитиям и врываться в комнаты к тем девушкам, у которых имелся кавалер, надеясь застать парочку за недозволенными делами. Каким-то чудом им удалось застукать только одну пару, после чего на волосы той девушке пролили в столовой кленовый сироп, а потом стали останавливать ее всякий раз, встречая где-нибудь в коридоре, и измерять ей талию портновской лентой.