Озомена

Озомена немного отстала от бабушки, а та все продолжает идти вперед, ее маленькие шлепки из вспененного каучука вздымают маленькие облачка пыли. «Ну-ка, ну-ка», «Иду вот», – бормочет она, на ходу кивая местным. Озомена видит, что деревенским любопытно, куда это отправилась бабушка. Много ли они знают про вчерашнее событие? Озомена понимает, что сама она, всего лишь ребенок, никого не волнует. А вот что бабушка покинула свой двор так быстро после похорон, вызывает у людей тревогу и беспокойство. По их удивленным глазам ясно, что скоро по деревне пойдут пересуды, и Озомена начинает волноваться за бабушку. Та тянет внучку за руку, чтобы она не отставала.

– Нам немножко осталось, потерпи, – говорит бабушка.

Слепящее полуденное солнце, отфильтрованное зеленой листвой деревьев, мягко ласкает кожу Озомены. Над головой шуршат ветки – кто там? Какое-нибудь мелкое животное, что пережидает жару? Или оно прячется от людей? Оказалось, это та самая наглая белочка, которая частенько вылизывает суповые миски в их дворе. По земле носятся юркие ящерицы в поисках места пожарче и поукромней. Время от времени они замирают, кивая головами, слизывают с земли муравьев и быстро проглатывают. Озомена старается отвлечься на все эти мелочи, чтобы погасить нарастающее чувство паники, но чем сильнее бабушка сжимает ее ладошку, тем тревожней становится.

Справа, посреди участка земли, оставленного под паром, примостилась чья-то хижина. Она стоит на самом отшибе, словно вся остальная деревня отодвинулась подальше. Размашистые полукружья на территории двора свидетельствуют о том, что кто-то недавно прошелся тут метлой.

Слышится шорох, и бабушка останавливается. Возле боковой двери, где стоит пустая клеть, появляется высокий старик. Он столь же стар, как и бабушка Озомены, может, даже еще старше, но он по-прежнему держит спину прямо. На старике коричневая рубаха и завязанная узлом накидка аквете[69]. Озомена сразу же вспоминает, что по субботам ее отец любит надевать длинную белую рубаху Агбада[70] – он сидит в ней, попивая утренний кофе, и читает газету Champion.

Старик подходит к Озомене, не обращая внимания на бабушку, что держит ее за руку. Девочка глядит в лицо старика, и вдруг время словно остановилось. Между деревьев шепчет ветер, раздувая футболку девочки, целуя жемчужные капли пота, собравшиеся возле ее ранки на спине.

– Идемили сообщила мне, что ты придешь. Приветствую тебя, о дочь Нвокереке Идимогу. Добро пожаловать, юный леопард, – сказал старик. Он обождал, ожидая, что скажет Озомена, но та молчала.

Нвокереке? Но почему Нвокереке? – недоумевает девочка. – Откуда взялся лишний слог в ее фамилии? Преисполненная смущения, она поворачивается к бабушке, ища слова поддержки, но та отводит взгляд, и Озомена начинает паниковать. Ей вовсе не хочется, чтобы хоть какой-то бог или богиня знали о ее передвижениях и где она находится. Слова старика были пугающими, манера, с которой он обращался к ней, странной и причудливой. Почему он так напыщенно приветствует ее? По ее представлениям, бабушка должна была просто представить ее, а Озомена поклонилась бы. Но выходит так, что, пусть и не склонив головы, старик выказывал уважение именно ей.

Бабушка смущенно прокашлялась.

– У нас не так много времени, Оруке, – говорит она.

Старик кивает.

– В таком случае – проходите, мне нужно многое объяснить. – Ловко пригнувшись, он проскальзывает через низенькую дверь. – Сними обувь, о дочь Нвокереке, тут все делается как в стародавние времена.

Озомена вошла в комнату. Старик указал ей на низенький стул, куда девочка и присела. Какая-то мелкая зверушка пробежала по крыше, и на плечо Озомены упал пучок сухого тростника. Девочка вскочила в испуге, но быстро села на место, надеясь, что в полумраке комнаты это осталось незамеченным.

Стоявший рядом Оруке сказал с улыбкой:

– Не бойся. Скоро ты станешь той, кого убоятся все дикие звери.

У Озомены аж дыхание перехватило. Дикие звери? Ужас какой. И с какой стати они станут ее бояться? Слова Оруке обескураживали. Озомена снова повернулась к бабушке, но та продолжала сидеть с безучастным лицом.

Старик склонил голову набок:

– Приветствую тебя, Озомена, дочь Эменике, который есть сын Иругбо, который есть сын Нвокереке. Нно[71]. Я, Оруке Нвосу, приветствую тебя, о дочь леопардов.

Озомена сжала зубы, чтобы они перестали так предательски стучать. Она все пыталась вникнуть в смысл сказанного. Старик упомянул ее отца Эменике, только у него не было всех этих вышеназванных титулов. И он не был никаким леопардом. Свою репутацию папа заработал как хирург – может, старик это имел в виду? Нет, она явно чего-то не понимала. И вообще – зачем они тут? Озомена уже жалела, что послушалась бабушку. Да Приска ей голову оторвет, узнав, что она поперлась в обитель язычников.

Торжественные речи старика казались ей докучливыми, но больше всего пугало, как внимательно он глядит на нее. Озомена опустила глаза, чувствуя на себе притягивающий взгляд старика. Она попыталась разжать зубы и расслабиться.