Многим в порядке наказания вменили трудовую повинность. Это девочки, что баловались на уроках или плохо слушали, или даже уснули за партой, как Квинет. В основном девочки занимаются косьбой: тупые ножи газонокосилок не справляются с мясистыми растениями и постоянно застревают в спутанных корнях. Но тяжелее всех приходится семиклассницам[152]
, таким как Озомена.За общежитием образовалась жуткая свалка, сюда же опорожнили все мусорные баки. Прикрыв нос от запаха застарелой мочи, Озомена перешагивает через клочки туалетной бумаги, застрявшие в траве подобно увядшим цветам.
– Почему мы должны этим заниматься, квану?[153]
Не мы же тут напи́сали, – ворчит Обиагели. Она тоже наказана – за кривляние. Теперь учителя назначают соглядатаев, от них не скрыться.На каждом шагу девчонки находят завязанные узелком черные пакеты: нагнешься, чтобы подобрать, и в тебя летит туча мух. Девочки визжат от отвращения.
Озомена сплевывает:
– Ненавижу эту школу, ненавижу эти «приветики».
На самом деле Озомена рада, что вырвалась из дома, пусть даже сейчас приходится собирать чужие какашки. А ругается она потому, что так положено среди семиклассниц, иначе прослывешь белой вороной. Озомена и так постоянно ловит на себе косые взгляды. За что отдельное спасибо Угочи с ее братцем Амбобо – они не дают ребятам забыть об ужасном поступке Озомены. На стене возле ее кровати кто-то написал мелом: «Осторожно, злая собака». Озомена, конечно, все стерла, но белесые следы от букв все равно остались.
– Пусть Господь покарает этих засранок, – говорит Обиагели. – Чтоб им вытереться каким-нибудь ядовитым листом.
Озомена насмешливо хрюкает. Обиагели умеет вмазать словом, за это девчонки ее и ценят.
– А я слышала, будто у нас будут проводить канализацию, – говорит Квинет. Она стоит среди «приветиков», обдумывая стратегию уборки. Благодаря долгому пребыванию на свежем воздухе сонливость как рукой сняло. Итак, ноу-хау Квинет: берешь длинную палку, подцепляешь пакет и несешь его в одну большую кучу. Квинет бодро берется за работу. Под солнцем ее голова с густыми кудряшками, из-под которых торчат отдельные прямые пряди, похожа на очумелый дискотечный шар.
– Хорошо бы, если так, – отвечает ей Озомена.
– Наконец-то до них дошло, – говорит Обиагели. – Это все ради журналистов: уж больно все переживают, как бы кто не увидел в кустах голые девичьи попы.
Из окна раздается свист. Девочки поднимают голову и видят Нкили: она машет им, подзывая поближе. Помня, что над ними есть надсмотрщицы-старшеклассницы, девчонки идут в сторону окна, как бы продолжая высматривать «приветы».
– Ну, как вы там? – спрашивает Нкили. – Здорово воняет?
Из-за ее спины высовывается Чинонсо и морщит носик:
– Фу, ну и запашок от вас.
Обиагели сует палку через решетку, и обе девочки с визгом приседают.
– Дайте нам попить, – просит Озомена. – Мы тут работаем в поте лица.
– Это не работа, а наказание, – поправляет Чинонсо. – Работа – это учеба.
Обиагели несколько обескуражена такими словами.
– Ой, берите конфетки, – быстро вставляет Нкили. – Они хоть немного отобьют запах. – И она просовывает сквозь прутья решетки две конфеты.
Спохватившись, старшеклассницы кричат, чтобы девочки немедленно вернулись к работе. Обиагели кидает в рот конфету, жует ее вместе с фантиком и жалобно глядит на Озомену. Та отдает ей свою конфету, Обиагели расправляется и с нею, а потом выплевывает оба смятых фантика.
– Ну ты и животное, – смеется Озомена.
– Вся в подругу, – парирует Обиагели.
Между тем Квинет бродит по территории, неутомимо собирая «приветы».
– Да, канализация – это здорово, – говорит Озомена, вспоминая, как мучаются восьмиклассницы, отвечающие за чистку труб в туалете. А делается это так: сначала проталкиваешь все толстой палкой, а потом заливаешь внутрь первое ведро воды, потом второе и так до бесконечности. В такие дни на всей территории стоит неимоверный смрад.
– Господи, лишь бы на следующий год они уже провели эту чертову канализацию, – говорит Обиагели. – Ведь воды не напасешься. – Она приподнимает ногу и палкой соскребает с подошвы шлепанца какую-то гадость.
Озомена все боится спросить, но, набравшись смелости, шепотом обращается к Обиагели:
– А как там тройняшки? Или их так и осталось двое?
– Двое. Родители их забрали отсюда насовсем, – отвечает Обиагели. – Скоро в деревне будут отпевать Этаоко.
– Отпевать? – удивляется Озомена, но Обиагели только молча пожимает плечами.
Озомена уже видела смерть, но эта непонятная ситуация обескураживает. Как можно отпевать человека, если нет его тела? Озомену снова мучает чувство вины. Зря Этаоко пошла за ней. Озомена скрипит зубами и мысленно повторяет, что не виновата в исчезновении Этаоко.
Наконец под присмотром префекта девочки начинают сжигать собранный мусор. Вытерев выступившие от дыма слезы, Обиагели тихонько говорит:
– Знаешь, что-то мне не нравится эта Чинонсо. Уж больно она фамильярничает.
– Да уж. «