Озорные рассказы

Эти озорные рассказы, безо всякого сомнения, появились в то время, когда королева Екатерина из дома Медичи была у власти, в тот добрый отрезок ее царствования, когда она вмешивалась в дела общественные ради пользы нашей святой религии. То времечко многих взяло за горло, начиная от покойного Франциска Первого до Генеральных штатов в Блуа, где погиб сеньор де Гиз[75]. И даже нерадивым школярам известно, что в ту эпоху междоусобиц, примирений и тревог язык Франции тоже попал под ураганный ветер перемен из-за поэтов, которые так же, как и в наши дни, изобретали свой собственный язык. Мало того, тогда вместе с чужестранцами хлынул на нашу землю поток греческих, латинских, итальянских, немецких, швейцарских, разнообразных испанских и иных заморских слов и выражений, так что у бедного письмолюба, слуги вашего покорного, руки развязаны, и он творит, как ему заблагорассудится, на том вавилонском языке, который позже захватили в свои руки господа де Бальзак, Блез Паскаль, Фюретьер, Менаж, Сент-Эвремон, де Малерб и прочие, кои вычистили французский язык и, дав отпор странным и иностранным словам, наделили гражданскими правами слова узаконенные, всеми используемые и всем известные, от которых скривился бы господин Ронсар.

Засим Автор возвращается к своей музе и желает премногих радостей и увеселений тем, кто его любит, а всем прочим пусть по заслугам достанется на орехи. Вот улетят ласточки, и он вернется не без третьего и четвертого десятков, в чем клятвенно заверяет пантагрюэлистов, веселых плутов и почтенных шутников всех мастей, коих тошнит от уныния, мрачных измышлений и брюзжания желчных бумагомарак.

Три подопечных святого Николая

Время действия: XVI век.

Святой Николай у разных христианских народов, несмотря на протесты церкви, считается покровителем воров и мошенников.

Во времена оны был в Туре постоялый двор «Три усача», и нигде во всем городе не кормили столь вкусно, а хозяин его, что слыл лучшим из лучших, ездил готовить свадебные пиры аж в Шательро, Лот, Вандом и Блуа. Сей старик, хитрая лиса и мастер своего дела, был из тех, у кого, как говорится, снега зимой не выпросишь, он никогда не жег света днем, сбывал с рук и шерсть, и кожу, и перья, зорко следил за всеми и каждым, не позволял никому есть на дармовщинку и из-за одного недоданного по счету денье запросто мог перегрызть горло даже престолонаследнику. В остальном же это был добрейший малый, который любил поесть и выпить со своими завсегдатаями, не забывал снимать шляпу перед теми, кто во имя Господа нашего выдает отпущение всем грехам, но при этом вводил их всех в расход и доказывал в случае надобности с помощью весомых аргументов, что вино нынче дорого и что вопреки тому, что они могут подумать, в Турени так просто ничего не дают, все надобно покупать, а следовательно, за все платить. Короче говоря, кабы не совесть, он назначил бы цену и на свежий воздух, и на прекрасный вид из окна. В общем, он сколотил приличное состояние, стал толстым как бочка, полная жира, и величался господином.

Во время последней ярмарки три начинающих крючкотвора, обещавших превратиться скорее в мошенников, чем в честных судей, и уже понимавших, до каких пределов можно дойти и при этом от ответа уйти, решили поразвлечься за счет торговцев и прочего ярмарочного люда. И вот эти чертовы отродья улизнули от наставников, под чьим руководством они изучали всяческую тарабарщину в городе Анжере, и первым делом поселились на постоялом дворе «Три усача», где потребовали лучшие номера, перевернули все вверх дном, заказали с рынка миног и объявили себя купцами, которые не таскают за собой свой товар, а передвигаются налегке. Хозяин засуетился, закрутил вертела, достал заветные припасы и приготовил славный обед для трех хитрецов, с ходу наделавших шуму на сто экю, но, будьте уверены, ни при какой погоде не расставшихся бы с той дюжиной турских солей, что позвякивали у одного из них в кошеле. Недостаток денег они возмещали избытком изобретательности, сия троица заранее сговорилась о том, как распределить между собой роли. То был фарс, в котором следовало есть, пить и пять дней так набрасываться на яства всех видов, что отряд германских наемников нанес бы меньший ущерб, чем они своим жульничеством. Трое проныр сразу после завтрака, под завязку набивши и заливши брюхо, шли на ярмарку и делали все, что хотели, с простаками и новичками: тянули, тащили, обворовывали, играли и проигрывали, срывали надписи и вывески и меняли их местами: «Игрушки» оказывались на лавке ювелира, а «Ювелир» — на лавке сапожника, пускали пыль в глаза лавочникам, устраивали собачьи бои, обрезали лошадям уздечки, забрасывали кошек в толпу, кричали «Держи вора!» и останавливали первого встречного, вопрошая: «Вы, случаем, не господин Жопень из Анжера?» Засим толкались, дырявили мешки с зерном, задирали бабам юбки, вопили и рыдали, разыскивая якобы утерянное кольцо, и кричали:

— Дамы, проверьте ваши дырочки!