П. А. Столыпин

– Однако в нашей настоящей беседе вы несколько раз ссылались на такие давления, против которых ваш кабинет бессилен. Я получил такое впечатление, что правительство как бы раздвоено, даже, может быть, растроено или расчетверено, если можно так выразиться. Говорите ли вы только за то правительство, которым вы ведаете, или за его совокупность? Должен ли я понимать, что осуществление каких-либо изменений совершенно невозможно или возможно только без вашего согласия и участия?

В первый раз Столыпин ответил не сразу и как бы колебался.

– Очень сожалею, что у вас образовалось такое впечатление или, лучше сказать, что вы его так подчеркиваете. Все это нужно понимать относительно. Насколько мне известно, общее настроение настоящего момента, какое-либо изменение нашего политического status quo абсолютно невозможно, ни теперь, ни вскорости. В то же время в совокупности тех многих элементов, которые составляют наше правительство, всегда возможно внезапное усиление тех или других, могущее достичь и преобладания. Какого-либо постоянного, точно определенного, равновесия нет и не может быть. Пределы возможностей меняются иногда вдруг, совершенно неожиданно. Можно говорить только о настоящем, скажем о текущем годе, а никак не о сколько-нибудь отдаленном будущем.

– Простите, если мой следующий вопрос покажется вам несколько личным, но именно ввиду того, что вы только что сказали, он кажется мне необходимым. Вы сами, не как премьер и министр внутренних дел, а как русский гражданин и общественный деятель, ведь ставите же себе известные пределы в политических возможностях, которых ваше личное ego будет не в состоянии перейти? Вы сами сказали, что уже несколько раз думали об отставке.

– Я прежде всего верноподданный моего государя и исполнитель его предначертаний и приказаний. Мысль об отставке иногда меня посещает, но у нее всегда настороже есть могучий противовес. Мне более или менее точно известны господствующие течения в наших правящих сферах, в той совокупности элементов, составляющей наше правительство, о которой мы только что говорили. Эти течения, после тяжелого опыта последних двух лет, естественно склоняются все больше и больше в сторону реакции. Если я уйду, меня может сменить только кто-нибудь вроде Дурново или Стишинского. Я глубоко убежден, что и для правительства, и для общества такая перемена будет вредна. Она может остановить начинающееся успокоение умов, задержать переход к нормальному положению, может даже вызвать бог знает что. Общество наше все еще бродит. Оно крайне близоруко и недостаточно воспитано политически; иначе ему стало бы ясно, что при настоящих условиях более либеральный кабинет, чем мой, немыслим, тогда как возможности в противоположном направлении, в сущности, беспредельны. Пора бы сообразить все это. Однако я ответил на массу ваших вопросов. Позвольте и мне спросить вас кое о чем. Каково настроение в тех сферах, где вы вращаетесь? Мне они более или менее известны.

– В них только и разговору, что о сенатских разъяснениях да о давлении, которое правительство повсеместно оказало на выборы в Думу. Скажите, к чему было так вызывающе дразнить общественное мнение? С точки зрения практической политики, результаты получились ничтожные, а раздражение существенно усилено. Так, по крайней мере, кажется мне со стороны.

Столыпин почти рассмеялся.