Они были устранены от выборов в Государственную думу таким способом: вначале Столыпин держал всех привлеченных лиц, не назначая суда, а лица эти, будучи под судом, не могли выбираться, а потом посредством применения такой статьи, в силу которой лица эти лишились права выбора в Государственную думу независимо от тюремного заключения.
Я и в то время не понимал, почему правительство делает вторую пробу с Государственной думой, собирая ее на основании существовавшего и единственно имеющего силу выборного закона, объявленного после 17 октября 1905 года, так как для меня было ясно, что сущность думских воззрений Второй Государственной думы будет такая же, как и Первой, и, если бы по тому же закону продолжали выбирать и последующие Думы, то сущность последующих Дум была бы та же самая, как и предыдущих. Сущность же эта заключается в том, что Дума не может не иметь своих самостоятельных убеждений, соответствующих народному самосознанию данного времени; она не может быть в услужении у правительства, и ее члены – дежурить в приемной у председателя Совета министров и у других министров. А так как направление правительства совершенно явно выказалось, и оно заключалось в том, чтобы править Poccией не в соответствии с народным самосознанием, а в соответствии с мнениями большей частью эгоистичными, а иногда и просто фантазиями кучки людей, находящихся вблизи трона, то, очевидно, Дума, выбранная по закону, изданному после 17 октября, никоим образом и ни в каком случае не могла бы ужиться с таким правительством.
Но Столыпин этого, по-видимому, не понимал или не хотел понимать, рассчитывая, что в конце концов Дума подчинится фантазиям и государственным экспериментам правительства, имеющего почву не в уважении и популярности России, а в выборе, основанном на угодничестве тех лиц, которые понравились. <…>
<…> К этому времени Столыпин приобрел уже значительную силу и в глазах императора и придворной партии. Сила Столыпина заключалась в одном его несомненном достоинстве – это в его темпераменте. По темпераменту Столыпин был государственный человек, и, если бы у него был соответствующий ум, соответствующее образование и опыт, то он был бы вполне государственным человеком. Но в том-то и была беда, что при большом темпераменте Столыпин обладал крайне поверхностным умом и почти полным отсутствием государственной культуры и образования. По образованию и уму, в виду неуравновешенности этих качеств, Столыпин представлял собою тип штык-юнкера.
Но государю и придворной партии, по-видимому, нравились его отважность и его храбрость; что же касается других качеств, то для оценки их не было достаточно компетентных судей.
Затем Столыпину весьма повезло вследствие двух несчастий.
Одно несчастье до него как человека совсем не касалось, а другое коснулось его как человека.
Первое – это несчастье с генералом Треповым, т. е. то, что не успел Столыпин вступить на пост председателя Совета министров, как Трепов умер от разрыва сердца.
Благодаря Трепову, я не мог продолжать оставаться председателем Совета министров, так как я не мог ужиться с бесшабашностью в государственных делах, а потому по собственному желанию ушел с должности главы правительства. Та же самая причина значительно повлияла и на уход, но уже недобровольный, Горемыкина с поста председателя Совета. Я не сомневаюсь в том, что если бы Трепов и при Столыпине был жив, то он в значительной степени подкашивал бы влияние и авторитет Столыпина. Но первое счастье Столыпина и заключалось в том, что Трепов неожиданно умер.
Таким образом, несчастье с Треповым явилось счастьем для Столыпина.
Вторым счастливым событием для Столыпина было несчастье у него самого, а именно взрыв на Аптекарском острове, взрыв, при котором пострадали его сын и дочь.
Несомненно, это покушение не могло не возмутить всякого порядочного человека, и это возмущение естественно породило симпатии к Столыпину.
Я, со своей стороны, даже думаю, что если бы Столыпин был один, не имел вокруг себя семейства, то он бы не обратился в то, чем он стал, и он бы делал ошибки по отсутствию государственного образования, делал бы, может быть, резкие неуместные выпады, но оставался бы уважающим себя честным государственным деятелем.
Но, как говорят все лица без исключения, имевшие с ним дело, Столыпин, будучи человеком с темпераментом, и с большим самостоятельным темпераментом в отношении всех, терял этот темперамент, когда он имел отношение к своей супруге.
Супруга Столыпина делала с ним все, что хотела; в соответствии с этим приобрели громаднейшее значение во всем управлении Российской империи, через влияние на него, многочисленные родственники, свояки его супруги.