Вероятно, с таким же вопросом П<етр> А<ркадьевич> обращался и к другим депутатам. Если в задачи нового избирательного закона входило призвать реальных работников, а не политиканствующих доктринеров, то, конечно, задуманная идея первое время была плохо выполнена. Многие из положительных работников Госуд<арственной> думы жили своим заработком на местах; взятые с мест, они оказались среди больших финансовых затруднений, располагая заработком всего 2000 руб. в год. Занятия политикой при таких условиях являлись доступными или людям богатым, или людям очень бедным, дорожившим и этой суммой, что в одинаковой степени было нежелательно, устраняя главный, наиболее способный к работе элемент среди депутатов.
Вскоре после этой беседы правительство внесло закон о вознаграждении депутатов 4200 руб. в год; закон прошел в обоих палатах без возражений и был принят к исполнению одинаково членами всех фракций – правых, левых и крайних левых.
Без колебания можно сказать, что из среды членов тогдашнего правительства П<етр> А<ркадьевич> был человеком, наиболее и вполне искренно расположенным к народному представительству. Как жизненный тип, П<етр> А<ркадьевич> во что верил, то уж верил искренно и глубоко, что любил – любил горячо и неуклонно. Дума 3-го созыва как бы являлась духовным детищем его души. Он дошел до убеждения, что народное представительство необходимо для блага России; и никто и ничто не могли ни поколебать, ни переубедить его. Я не хочу этим сказать, что он присваивал русскому народному представительству всерешающую роль в народной жизни. Нет, он лишь отводил ему свою сферу, свой круг. В минуты искренних, оживленных бесед вот как высказывался он о роли народного представительства в России: «Мы не сойдемся с вами в этом вопросе. Я не сторонник чистого народоправия. Скажу откровенно, я убежденный монархист. Народное представительство наше – только выразитель части народа, созревшей для политической жизни. Мой идеал – представительная монархия. В таких громадных государствах, как Россия, многие вовсе не подготовлены к политической жизни и требованиям, выдвигаемым ею. Примирить же взаимные интересы в стране – моральные, экономические, духовные – может своим авторитетом во многих случаях только монарх…»
Это нисколько не умаляло его добрых чувств и полных симпатий к Государственной думе. «Сначала насадим, а там будущее покажет, – говорил он, – суждено ли возрасти русскому народному представительству, подняться до высоты или расползтись вширь, а то и вовсе не найти почвы для своей жизни». Но что в правящем государственном механизме необходимейшей его составной частью П<етр> А<ркадьевич> считал народное представительство, – это он открыто говорил и доказывал своими действиями. Он не создавал из представительного строя кумира. Но он искренно и убежденно считал его необходимым фактором нормальной государственной жизни. Впрочем, преклонение перед чем-либо и падание ниц не были и вообще свойством его характера. Все решающим элементом в его жизни были только его убеждения, его совесть. Опираясь на них, он бестрепетно шел вперед. Отсюда его смелость, его всегдашняя готовность к встрече с противником, где бы и кто бы он ни был.
Высокие жизненные типы познаются в дни тяжких житейских испытаний. Были такие дни и у П<етра> А<ркадьевича>: период первых его несогласий и намерение уйти от власти в апреле 1909 года. Возвратившись из Крыма, П<етр> А<ркадьевич> беседовал с рядом симпатичных ему политических деятелей по поводу своего ухода. Эти беседы поражали всех своей спокойной величавостью. Ни капли горечи, ни слова недовольства, жалоб, – только будущее великой державы занимало его, владело его думами, сердечным настроением.
В этих беседах, как нигде, выступали возвышенные, благороднейшие стороны его души: ни слова о себе, о своих несбывшихся ожиданиях и планах. Только одно – неясное будущее русской жизни – волновало его. Как это ни странно, лишь немногие понимали тогда, что уход подобных людей не случайный кризис в бюрократическом механизме, а событие исторической важности, надлом огромной руководящей силы, творившей эпоху в истории русской жизни.
Дважды предполагавшийся уход П<етра> А<ркадьевича> в период 3-й Госуд<аственной> думы из рядов правительства знаменателен двумя эпизодами: рескриптом на его имя, где были сказаны при обращении к нему слова, исполненные огромного значения для народного представительства. Вот их текст:
«Вся деятельность состоящего под председательством вашим Совета министров, заслуживающая полного моего одобрения и направленная к укреплению основных начал незыблемо установленного мною государственного строя, служит мне ручательством успешного выполнения вами и настоящего моего поручения, согласно моим предуказаниям» (Прав<ительственный> вестник, 28 апр. 1909 г.).