П. А. Столыпин

Нужно помнить, что в милостивых рескриптах обыкновенно выражаются доверие и сочувствие к мыслям и идеям того, кому адресован рескрипт. Толкователи рескрипта так и понимали его, как выражение полного сочувствия к народному представительству со стороны монарха и одобрения политике П. А. Столыпина.

Не раз П<етр> А<ркадьевич> говорил: «Правительство не поступится ни одной из прерогатив монарха, но и не посягнет ни на какую частицу прав, принадлежащих народному представительству в силу основных законов империи».

Подробности и мотив вторичной просьбы П<етра> А<ркадьевича> об отставке хорошо памятны всем. Это был конфликт с Государственным советом. Распря эта явила собой как бы разлад внутри самого правительства. Под благовидным предлогом – прав верхней палаты не соглашаться с намерениями правительственных законопроектов – была сделана для многих довольно прозрачная попытка нанести удар прогрессивной политике правительства в лице главы его П. А. Столыпина. Чуткий и горячий по натуре, П<етр> А<ркадьевич> смело принял сделанный ему вызов. Его диагноз политического момента был таков: само правительство насадило в Госуд<арственном> совете бывших у власти чиновников, мечтающих о возврате к ней и готовых на каждом шагу завязать борьбу с правительством, прикрываясь преданностью монарху и охранением государственных основ. Теперь наступление на правительство шло не снизу, не из среды народа, а сверху, из недр самого правительства. Сам по себе закон о введении земства в западных губерниях, отклоненный Государственным советом, был в высокой степени симпатичен и вполне справедлив. Столыпин воспылал гневом убежденного в своей правоте человека. Эту вспышку ставили ему в вину, применение 87-й ст<атьи> Осн<овных> зак<онов> в глазах многих сочтено было чуть не за заговор Катилины и сразу создало ему массу врагов. Но Столыпина не страшила вражда в деле, где он был убежден в своей правоте. В боевых вопросах воля его была несокрушима. За него были примеры Запада, где во имя общего блага не раз применялись подобные исключительные меры и приемы. Этим моментом ловко воспользовались его враги, ставшие якобы на защиту народного представительства, которому в действительности никто тогда не грозил. Выступил и Государственный совет с выражением своих симпатий к молодому народному представительству. В этом усмотрели доброе предзнаменование для будущей совместной работы. Сбылось ли оно?

И во внешней политике яркая фигура П<етра> А<ркадьевича> нашла выражение. При нем был заключен союз с Англией. В противовес ранее существовавшему Тройственному союзу был образован новый тройственный союз: Россия – Англия – Франция. Все предвещало величие России в этом триумвирате. Россия имела огромную континентальную армию; у Англии был лучший в мире флот, у Франции – огромные денежные ресурсы. Тогда мы не имели еще больших золотых запасов. В политическом такте П. А. Столыпина была одна ценная черта. Он никогда не поддавался впечатлениям минуты, отдельного эпизода, какими бы захватывающими подробностями они ни были полны. Он жил широкими горизонтами; никогда будущее не ускользало от его напряженного взора. Он старался обнять вещи во всех своих, особенно угрожающих России, подробностях. В этом видели подозрительность, преувеличенные опасения с его стороны. Для истинного политического деятеля такой упрек едва ли был уместен. Кто не умеет угадывать, иной раз предчувствовать будущее, тому лучше не браться за роль руководителя. Лучший политик умело ведет за собой события, а не ждет, пока они нагрянут на него. Если во внутренней политике уместно частое обращение к прошлому, психологии народной жизни, ее былым историческим укладам, то во внешней – взор истинного политического деятеля должен проникновенно стремиться к будущему, к распознанию грядущих событий, какими грозит оно. Вовремя заключенный союз нередко то же, что предупрежденная война; вовремя разгаданный враг – обеспеченная победа. Так говорит история, голос которой всегда мудрее самодовольных филистеров и политических фантазеров.