– Ой, да ладно. Признай честно, на нем прямо крупными буквами написано «сердцеед», – говорит она. – Сын миллионера, красивый, как какой-нибудь греческий бог. – Она подмигивает и приподнимает руки, изображая рельефные бицепсы статуи. – Ходит тут, играет мышцами, смотрит на всех холодным взглядом. Это дико соблазнительно. И можешь считать, что тебе повезло отведать это лакомство.
Слышала бы Лилли себя сейчас!
Такие девушки, как она, отчасти виновны в том, что парни, подобные Колдеру, таковы, каковы они есть. Мы позволяем им считать, будто они везунчики, и убеждаем себя, что мы должны расценивать как везение и знак отличия то, что они соизволили нам присунуть.
– Надеюсь, у тебя все хорошо? – спрашивает Лилли, снова беря меня за руку. – Парни – это отстой, а такие парни, как он, вообще полный отстой. И ни одна женщина на свете не заставит их стать другими.
– Аминь, – я комкаю туалетную бумагу и выбрасываю в мусорную корзину.
– Мне нужно идти. Сообщи мне, если тебе что-нибудь понадобится, ладно? – Лилли поднимается из кресла, взмахивает рукой и выходит из кабинета, постукивая высокими каблуками.
Взяв верхний отчет из стопки, лежащей на моем столе, я приступаю к работе, и к тому времени, как я заканчиваю читать два следующих документа, уже приближается время обеда. В желудке у меня урчит. Достав из ящика стола свою сумочку, я встаю из-за стола и даю себе тридцать секунд на то, чтобы выбрать между индийским ресторанчиком на углу или чем-нибудь отвратительным в пару к моему настроению.
Но не успеваю я выйти из своего кабинета, как натыкаюсь на мистера Уэллса.
– Аэрин, я надеялся перехватить вас до того, как вы уйдете. У вас есть пара минут? – спрашивает он. Под мышкой у него кожаная папка – должно быть, он только что вышел с совещания.
– Конечно.
Мы направляемся обратно в мой кабинет. Мистер Уэллс закрывает за собой дверь. Я сажусь к своему столу.
– Все в порядке? – спрашиваю я. Если мне повезло, Колдер дернул кое за какие ниточки или сотворил какое-нибудь чудо, и его отец пришел сказать мне, что я свободна.
– О да, да. – Мистер Уэллс улыбается и садится в то же кресло, которое прежде занимала Лилли. – На самом деле, все идет отлично. Я просто хотел узнать – как дела у вас с Ко-Джеем?
Так странно слышать, как кто-то называет Колдера-младшего «Ко-Джей». Это ему совершенно не подходит. Он не похож на какого-то «Ко-Джея».
Он выглядит совсем как Колдер. Мрачный, себе на уме, таинственный и не похожий ни на кого из тех, кого я знала прежде.
– Хорошо, – отвечаю я, стараясь не сказать лишнего. Я понятия не имею, что рассказал ему Колдер – или чего не рассказал.
– Отлично, отлично. – Он складывает ладони домиком перед лицом. – Тогда у меня есть одна дополнительная… задача, которую я хотел бы возложить на вас, пока вы здесь.
– Понятно.
– Мне нужно, чтобы вы присматривали за ним, – говорит он.
«Это только начало».
– В каком смысле? – спрашиваю я. Я не смею сказать ему, что только сегодня утром Колдер настоятельно потребовал, чтобы в следующие несколько недель мы видели друг друга как можно реже. – Просто дело в том, что он очень занят – вы же знаете. Я, по сути, вижу его не так уж часто.
– Знаю, – говорит мистер Уэллс, взмахивая морщинистой рукой. Он откашливается, это переходит в настоящий кашель, который быстро прекращается, но тем не менее мистер Уэллс запускает руку в карман и достает вишневый леденец от горла. – Понимаете, я пропустил последние десять лет жизни моего мальчика. И не хочу пропускать больше ни минуты. Он по-прежнему не желает иметь ко мне никакого отношения. Он не разговаривает со мной ни о чем, кроме дел. И сегодня утром до меня дошло, что мой сын – совершенно посторонний для меня человек, который просто носит мое имя. Я хочу узнать его, Аэрин. Я хочу узнать, кто он, какой он, что ему нравится, что его раздражает, что его радует.
Мистер Уэллс коротко сверкает улыбкой.
– Вы единственная, у кого есть к нему доступ, – продолжает он. – Мне нужно, чтобы вы рассказали мне все, каким бы обыденным или странным это ни было.
– Мистер Уэллс… я не знаю.
– Что-то есть в том, чтобы оказаться вплотную к завершению своей жизни, в осознании собственной смертности. Это меняет человека, – говорит он. Его взгляд устремлен куда-то поверх моего плеча, в окно за моей спиной. Миллиардер делает паузу, словно потерявшись в раздумьях. – Заставляет желать ухватить все, что только возможно. Так скоро, как только возможно. Как автомат, в котором деньги кружатся в потоке воздуха вокруг тебя, и ты хватаешь, хватаешь, хватаешь… Даже если ты получишь считаные доллары, это лучше, чем ничего.
Мне горько это говорить, но я должна быть честной.
– Прошу прощения, но мне не по себе от подобных задач.
Меланхоличное выражение на его лице сменяется мрачностью, темные с проседью брови сходятся на переносице.
– Я не требую от вас ничего незаконного, мисс Кин. И за триста тысяч я мог бы стребовать с вас намного больше.