P.S. I Hate You

Сначала он колеблется, и на миг я задумываюсь, не переступила ли я какие-нибудь границы, о которых не знала – например, как в том случае, когда послала Исайе огромную посылку.

– Ты невероятная девушка, – говорит наконец Йен. – Твое предложение, возможно, будет кстати. Спасибо. Это больница Доброго Самаритянина в Уилшире.

– Отлично. Буду, как только смогу.

Глава 41. Исайя

Калиста проверяет свой телефон, потом сует его в карман.

– Йен идет сюда.

Взяв маму за руку, я пожимаю плечами.

– И что? Я не уйду.

Она вскидывает руки.

– Я и не говорила, что ты должен уйти. Просто решила, что ты захочешь знать. Он уже в здании. Просто спросил у меня, в какой палате мама, так что будет здесь с секунды на секунду.

Мама крепко спит на больничной койке под писк приборов, в воздухе витает запах простерилизованного белья и антибактериального мыла. В углу тихонько беседуют друг с дружкой две другие мои сестры, Лайла и Райя. Мой старший брат, Марко, торчит в коридоре и болтает с одной из медсестер, хотя он утверждал, что просто собирается спросить, каков врачебный прогноз.

Надо полагать, все в сборе.

– Когда вы двое уже зароете топор войны? – спрашивает Калиста. – Разве недостаточно времени прошло?

Я бросаю на нее мрачный взгляд.

Даже вечности будет недостаточно.

– Привет, – говорит Калиста минуту спустя, глядя в сторону двери, где стоит этот чертов ублюдок, делая вид, будто сейчас прольет слезу.

Я не покупаюсь на это.

Если бы он действительно беспокоился о нашей матери, он позаботился бы о ней в мое отсутствие, вместо того, чтобы бегать по ресторанам и уводить чужих девушек.

– Привет, Кали. – Йен, игнорируя меня, направляется к Калисте и обнимает ее за плечи. – Как она?

– Состояние стабильное, – отвечает Калиста. – Сейчас она просто отдыхает. Врачи ждут результат анализов. Думают, что, возможно, ее лекарства с чем-то несовместимы, но точно они не узнают, пока не будет ответа из лаборатории.

Потом Йен здоровается с Райей и Лайлой и прислоняется к стене, скрестив руки на груди и время от времени перекидываясь с ними парой слов.

Забавно, что много лет назад мы все были одного мнения относительно Йена и его склонности лгать, обманывать, подставлять и заботиться только о собственных интересах, но стоило мне уехать на долгий срок – и такое ощущение, что он занял мое место и все снова его полюбили. И не то чтобы я завидовал – это не какие-то там долбаные соревнования, мне просто противно, что некоторые из нас, кажется, забыли о том, какая он злобная тварь.

Йен постоянно посматривает на свой телефон, и спустя минуту я вижу, как он набирает какое-то короткое сообщение, потом прячет телефон в карман и возвращается к разговору с сестрами.

– С ней все будет в порядке, Исайя, – тихо говорит Калиста.

– Знаю.

– Ты здесь с шести часов утра, – продолжает она, – и ни разу не отошел от нее. Иди, поешь что-нибудь. Выпей кофе. Разомни ноги. Просто… сделай что-нибудь.

– Мне и так нормально.

Калиста останавливается напротив маминой койки, сложив руки на груди.

– Я серьезно. Иди погуляй. Это лучше, чем сидеть здесь и париться, а именно этим ты и занимаешься.

– Я не парюсь, – возражаю я, сморщив нос. Она закатывает глаза, потом хватает меня за рукав и рывком поднимает на ноги.

Вздохнув, я оправляю рубашку, разглаживаю морщинки и протискиваюсь к двери между своей несносной старшей сестрой и стеной сбоку от маминой кровати. Йен, Райя и Лайла смотрят мне вслед, и я иду деловитой походкой, как будто у меня есть какая-то цель, хотя я понятия не имею, что я собираюсь делать.

Я не голоден.

Я не хочу кофе.

Я не хочу гулять вокруг этой чертовой больницы.

Снаружи адски холодно.

Проходя мимо сестринского поста, я замечаю своего старшего брата, который заигрывает с рыжеволосой веснушчатой и круглолицей девушкой, одетой в голубую медицинскую форму; он так увлекся, что даже не замечает меня.

Свернув за угол, я останавливаюсь на полушаге, едва не столкнувшись с кем-то ужасно знакомым.

– О, привет. – Марица убирает прядь темных волос, упавшую ей на глаза, и заправляет за левое ухо. – Я просто… приехала поддержать Йена.

– Несомненно.

Выражение ее лица смягчается. Она выглядит менее выбитой из колеи, чем вчера утром в кафе, и я спешу воспользоваться шансом и сказать ей кое-что – быть может, сейчас она сумеет это воспринять.

– Знаешь, я вернулся несколько недель назад, – говорю я. – Пытался позвонить, но твой номер больше не действует. Пытался заехать в кафе, но тебя там все время не было. Я не мог вспомнить твой адрес, потому что он был у меня в записной книжке, а она лежала в палатке, которая сгорела во время авианалета. И, честно говоря, после выхода из комы я временами не могу вспомнить что-то, что знал раньше. Я даже не сумел вспомнить, как добраться до твоего дома, когда вернулся в город.

Она смотрит в пол и глубоко вдыхает очищенный больничный воздух.

– Но тебя я не забыл, Марица, – продолжаю я. – Я ни на секунду не переставал думать о тебе. Не знаю, что он тебе сказал, но я могу…