P.S. I Hate You

– Я имею в виду – вряд ли она с порога бросится тебе в объятия, как в кино, в замедленном движении, если ты думал о чем-то таком. – Рейчел закатывает глаза. – Но нам нужно лишь, чтобы она пришла и выслушала тебя. Куперу дана инструкция запереть дверь, если я скажу волшебное слово, а Калла спрячет ключи от машины Марицы, если до такого дойдет.

Покачав головой, я усмехаюсь. Я знаю, что Рейчел просто пытается разрядить обстановку и слегка ослабить напряжение, но я постоянно вспоминаю о том, как Марица смотрела на меня позавчера утром в кафе. И как все, что я говорил ей в больнице, казалось, влетало в одно ее ухо и вылетало в другое, как будто она меня вообще не слушала.

Если она не хочет слышать меня, если она так убеждена, что я намеренно перестал писать ей, то я никак не смогу ее разубедить.

Но сделать попытку это мне не помешает.

– Мам, она здесь! – кричит от окна сын Рейчел.

– Ладно, ладно, я тебя слышала. А теперь иди вместе с сестрами в свою комнату, посидите там немного, – командует та, проводя пальцами по его волнистым белокурым волосам. – И выходите только в том случае, если я крикну волшебное слово.

Купер кивает, берет сестер за руки и уводит их по коридору. Только сейчас, в наступившей напряженной тишине я осознаю, что мое сердце выбивает в груди барабанную дробь, а ладони потеют, словно в жару.

Я никогда в жизни так дико не психовал, но я проглатываю это чувство, заталкиваю его туда, где я не смогу видеть, слышать или ощущать его, потому что я должен вернуть Марицу. Я должен доказать ей, что она значит для меня больше, чем значил кто-либо за всю мою жизнь, а я не смогу этого сделать, если буду нервничать и ожидать худшего.

Слышится звонок в дверь, и Рейчел идет открывать. По другую сторону полупрозрачной стеклянной двери маячит силуэт Марицы.

– Не злись на меня, – просит Рейчел, отперев дверь.

– Где Куп? – спрашивает Марица, переступив порог. – И за что мне на тебя злиться? Это экстренный случай.

Она обводит взглядом пустой дом, потом видит меня, и ее улыбка угасает, словно огонек свечи.

– Что это?.. – спрашивает она, указывая на меня. – Почему он здесь?

– Вам двоим нужно поговорить, – заявляет Рейчел, кладя ладонь на талию Марицы и подталкивая ее вперед, ко мне. – Мне кажется, ты должна выслушать его, Риц.

Марица останавливается передо мной, глядя мне в лицо и не двигаясь с места. Она приоткрывает рот, словно собираясь что-то сказать, но останавливает себя.

Рейчел смотрит на нас обоих, потом делает глубокий вдох.

– Ладно. Я буду в той комнате с детьми, если вдруг зачем-то понадоблюсь тебе, милая.

Как только мы остаемся наедине, Марица скрещивает руки на груди, прищуривает глаза, и я похлопываю ладонью по дивану рядом с собой.

– Спасибо, я постою, – говорит она.

Я закатываю глаза и хлопаю по дивану еще раз. Она не двигается с места.

– Хорошо, – говорю я. – Как тебе будет удобнее.

– Итак? – спрашивает она, бросая взгляд на картонную коробку, стоящую рядом со мной. – Что тебе так сильно нужно было сказать мне, что ты втянул в это мою лучшую подругу и заставил ее соврать мне?

Я поднимаю ладонь.

– Никто никого ничего не заставлял. На самом деле это была ее идея – чтобы ты приехала сюда.

Она поднимает брови, скрывая усмешку.

– Вполне честно. Я могу поверить в это.

Поставив коробку к себе на колени, я открываю ее и достаю первый предмет: снимок, сделанный восемь месяцев назад в музее восковых фигур Мадам Тюссо, где Марица стоит рядом с изображением Томаса Эдисона и, подражая Майли Сайрус, высовывает язык.

– Зачем ты это распечатал? – спрашивает она, рассматривая обгоревшие края фото.

– Я взял его с собой туда.

– Ты распечатал его перед отъездом? – уточняет она.

– В сервисе «фото за час».

– Почему оно обгорелое?

– Оно было у меня во внутреннем кармане с правой стороны, когда шарахнул первый взрыв, – говорю я. – От огня и осколков пострадал в основном мой левый бок. Я убежден, что в тот день это фото стало моим талисманом.

Уголок губ Марицы чуть приподнимается, хотя во всем остальном она по-прежнему притворяется сердитой; стоит в напряженной позе со скрещенными руками и делает вид, будто все еще злится на меня.

– Оно кочевало со мной из госпиталя в госпиталь, пока я поправлялся. – Я не свожу с нее глаз, видя, как смягчается выражение ее лица, словно она больше не хочет меня ненавидеть. – Просил медсестер повесить его в моей палате – всякий раз, когда меня куда-то перевозили.

Марица подходит ближе и наконец присаживается рядом со мной. Сделав глубокий вдох, она смотрит мне в глаза.

– Я и не знала, что ты был ранен. – Голос ее звучит уже мягче.

Сжав губы, я начинаю расстегивать пуговицы своей рубашки, одну за другой. Расстегнув до конца, я стягиваю рубашку с левого плеча и руки и демонстрирую Марице мешанину ожогов и шрамов, которая тянется по всему моему левому боку, немного не доходя до плечевого сустава.

– Больно? – спрашивает она. Я киваю.