P.S. Реквием

Чернильные пятна совсем ей не шли. Совершивший данное злодеяние заслуживал порки, поэтому сейчас Алена пряталась под кустом малины в плодоносном саду, внимательно прислушиваясь к каждому шороху. Подол и ладошки всё ещё были чёрные, а подол платье к тому же теперь перепачкан.

Она так испугалась, что бежала из поместья не оглядываясь. Вспомнив, как дворовые стирают, она окунула подол в ведро с водой, которое стояло в конюшне. Лошади были такими высокими, одна из них заржала, начала брыкаться. Алёна испугалась и быстро оттуда удрала.

Пятна никуда не делись. Теперь матушка ей всыплет и за платье, и за испорченные бумажки. Ей стоило решить: дождаться, пока Андрей сам обо всем узнает и простит её, или во всем признаться самой, принеся извинения. Конечно, Алёна предпочла бы первый вариант второму, но в мокром платье было холодно. Ещё можно было врать и не признаваться до самого конца разбирательств, но батюшка взял с неё обещание, и теперь она не может врать.

Она уже собиралась уходить, дабы искать защиты у батюшки, как послышалась стройная и задорная песня. Трое дворовых девушек шли по тропинки, к кустам малины, где как раз притаилась Алёна. Их звонкие голоса наполняли воздух смехом и беззаботностью.

Но вот песня оборвалась звонким смехом. Девицы побросали корзинки на землю и стали рвать спелую ягоду.

— А господская — то дочь, говорят, оплакивает того попа, — насмешливо заметила одна.

— Да как такого злыдня оплакивать? — недовольно заметила вторая.

— Неужто по согласию с ним бежала? — ахнула третья. — Ах, какое горе для родителей, какое горе. Старшая дочь за попа подалась.

Многое было Алёне непонятно. Но то, что по приезду домой Варвара не снимала чёрных одежд, она заметила. Не это ли дворовые назвали оплакиванием. А что значит подалась?

— Варя, куда ты подалась? — спросила Алёна напрямую, застав сестру в компании потрепанной книжонки, которую та тут же спрятала под подол.

Заплаканные глаза сестры воззрились на Алёну удивленно и скорбно.

— Что ты такое говоришь? — вяло всплеснула она руками.

— Дворовые сказали, что ты подалась с попом, — наивно повторила Алёна.

Лицо Вари вдруг исказила гримаса страдания, и она тихо расплакалась. Алёна заволновалась, чувствуя себя ещё более виноватой, чем за испорченные рукописи брата, и поспешила успокоить сестру.

— Прости, — спешно заговорила она. — Прости, я не хотела тебя расстраивать.

Её глаза то же наполнились слезами, и подобно сестре Алёна была готова разрыдаться, что пришлось как нельзя вовремя.

— Вот ты где, шальной дух, — в гостиную ворвался Андрей, потрясая испорченными листами.

Вскоре к Варваре начал возвращаться аппетит, и семья немного приободрилась. Матушка, забросившая музицировали на время происшествия со старшей дочерью, вновь к нему вернулась. Её тонкие белые пальцы перебегали с клавиши к клавише, наигрывая то вальс, то соловьиную песнь.

Батюшка в шутку приглашал дочерей на танец, но теперь откликалась одна Алёна, так как Варвара всё чаще оставалась одна, больше стараясь отстраниться. Иногда с Алёной танцевал Лев, если располагал нужным настроением, и неизменным согласием отвечал Андрей, который после строгой беседы и угроз, великодушно простил младшей сестре замаранную работу.

В тот день они все собрались в зелёной гостиной, где стоял рояль, дабы вновь насладиться игрой матушки. Поварёнок принёс чаю и сушек к нему. Лев уминал их за обе щеки, настроение у него было не танцевальным, он бы с большим удовольствием шел сейчас по следам лося или кабана, чем присутствовал на музицировании.

Алёна заливисто хохотала. Батюшка поднял её над полом и кружил, кружил, кружил, добродушно смеясь, пока музыка внезапно не прервалась, обрушившись на головы танцующих протяжной нотой до. Душевный танец остановился, взгляды обратились к матушке, она сидела склонив голову, почти касаясь острым носом клавиш.

Батюшка опустил Алёну. Он заботливо взял матушку за плечи. Она тряхнула головой, словно стараясь сбросить давящий на голову обруч.

— Что — то мне дурно, — произнесла она, потирая виски.

Супруг взял её под руку, и помог встать из — за пианино.

— Приляг, — сказал он, и препроводил супругу до спальни.

Бывало, когда в доме собиралось большое количество людей, у матушки начинала болеть голова. Слишком много мыслей витало в воздухе, сталкиваясь и путаясь друг с другом. Матушка была к ним слаба, и обычно удалялась в середине вечера, принеся свои извинения.

В последнее кругом было маловато народу, лишь дети и несколько слуг, но голова у матушки болеть так и не прекращала. Она стала подолгу оставаться в постели, рано ложиться, иногда даже могла прилечь в середине дня. Обеспокоенный Володар Зарович позвал за Золоторёвыми.

После отъезда Елизара Агрофеновича слуги перебрали весь дом, заглянули в каждую щель, потревожили каждого паука в самом темном углу, и даже что — то искали в комнате Алёны.

— Алёнушка, ты ничего чужого не находила? Тот поп ничего тебе не оставлял, — нервно, но все же ласково интересовалась матушка.