P.S. Реквием

А через некоторое время не стало и Садулина. Загнулось всё его подворье, земля перестала плодоносить, и мор поселился в тех краях. Люди шептались о каре небес и наказание за грехи. А уж когда эта дрянь перекинулась на столицу… Колокола церквей зазвонили ещё упорней, одарив семью Яковенко головной болью. Забегали попы, потрясая своими животами и крестами во всю грудь. Просили покаяться. А те, кто с рождения был одарён нужным нюхом сразу поняли, что вонь эта вовсе не святая.

После этого, Алёна решила, что всё более — менее придёт в спокойствие.

— Такое бывает, — говорила она вздыхающей Марии. — Не часто. Где — то раз в несколько лет. Если канцелярские крысы не постучались к нам на следующий день, то, — пожала плечами, — можно и дальше наслаждаться чаем в тени этой прекрасной беседки.

— Для вас, как будто законы не писаны, — нахмурилась женщина и откинулась на спинку, поплотнее закутавшись в шаль.

Одной из ночей в плодоносном саду, нечто вспыхнуло так ярко, что разбудило весь дом. Сторожили нашли только выжженную траву и не более. Вот только затем Лев притащил в дом золотую яблоню.

— Где ты только её взял? — покачала головой Мария.

— Ну что ты, — объяснял он собравшимся домочадцам. — Это самое настоящее чудо. Только плодоносить не будет.

— Привейте, — предложил Пётр с таким видом, словно не понимал, как можно не додуматься до такого простого решения.

— Вот достанешь свою золотую яблоню и прививай ей всякое, — беззлобно отмахнулся Лев. — Тише — тише, — возмутился он, когда Алёна дотронулась до листвы веером. — Только не срывай. На эту красоту можно только взирать издалека.

Брат смотрел на яблоню, словно на самое большое сокровище в его жизни. Сказочки, в которые он верил оживали прямо на глазах, и как тут не радоваться?

И всё же Верочка выходила замуж. Ах, как Алёну уговаривали поехать.

— Ну, тётушка, — лебезил Олег. — Без вас не то. Кто будет её благословлять? Мы теперь круглые сироты. Кроме вас никто не озаботиться. Ну, тётушка. Ну, родная. А сколько набежит гостей из высшего света. Только представьте, как они поразятся, увидев вас.

Алёна обмахивалась веером и вновь чувствуя себя двадцатилетней кокеткой.

— Ох, проказник, — она легонько ударила его по плечу закрытым веером. — Уговорил. Запрягай самый роскошный экипаж.

И пусть настроение было больше задорным, чем злорадным. Алёна до самого фуршета надеялась, на несчастный случай. Пусть даже самый незначительный. Например, кто — нибудь наступит на платье Веры, или у кареты молодожёнов сломается колесо. Ну хоть что — нибудь!

Она пристально наблюдала за гостями. Может тут найдётся какая — нибудь девица, решившая устроить Герману скандал, отомстив за разбитое сердце. Но тот был чист и безгрешен, как жертвенный ягнёнок.

Алёна тяжело вздохнула. Настроение испортилось. Сокрушаясь на свою слабость к сладкой лести, женщина уже хотел отойти в сторону, как дорогу ей преградил мужчина.

Оркестр перестал играть мазурку и зачинал вальс.

— Я устала, сударь. Отойдите, — отмахнулась она, но тот всё продолжал стоять.

— Ти откажешь старый друг? — вдруг спросил он, протягивая руку.

Алёна замерла. Осознание медленно подбиралось к ней, готовясь проглотит и выплюнуть косточки. А если ослышалась? А если просто показалось? И ещё тысячи если поселились в её голове.

Она сжала веер до треска в спицах. Жар разлился по телу, ладони вспотели, а затем тут же стало холодно. Женщина подняла глаза, мысленно увещевая себя не питать напрасных ожиданий. Но увидев эту оливковую кожу, тёплые глаза и старый шрам, пересекающий правый глаз, Алёна чуть не лишилась чувств.

Веер выпал из ослабевших пальцев. Резко закружилась голова. Лучиано схватил Алёну под локоть, и встретившись взглядами, они замерли.

Забыв, как дышать, Алёна почувствовала, как слова заостряют в горле. Перед глазами поплыло, и даже потемнело.

— Прошу вас, — легонько встряхнул её Лучиано. — Я много лет ждал нашей встречи, синьорина. Думал всякое и готов был принять, что угодно, лишь бы вы были счастливы, синьорина.

Алёна вцепилось в его предплечье, словно боясь, как бы Лучиано не исчез, словно туман по утру.

— В своём ли я уме? Вы ли это?

— Самый настоящий, — он пылко приник губами к её руке. — Подарите мне танец.

Всё ещё находясь в непонимании, Алёна робко кивнула, и мужчина утянул её в круговорот вальсирующих пар. Ноги с трудом держали женщину, но Лучиано это ничуть не смущало. Он уверенно вёл в танце, нашёптывая ей нежности на гаэльском.

Она ловила каждое его слово, отдающееся в сердце сладкой истомой. За те годы, что прошли во время их разлуки, она многое позабыла, и сейчас могла только догадываться о чём он ей говорит.

Весь вечер прошёл для Алёны, словно во сне. Она не видела ничего и никого, кроме Лучиано, и когда пришла пора распрощаться, ею овладел такой безумный страх, что она чуть не лишилась чувств.

— Ну что ты, — шептал мужчина на ломаном имперском, целуя её слезящиеся веки. — Не печалься, я заберу тебя.

Алёна провела кончиками пальцев по его шрамам, и вкус желчи почудился на языке.