P.S. Реквием

В подарок молодым, Иван принёс, конечно же, картину. Портрет Фёдора и Клары, составленные им из множества набросков. После свадьбы, Фёдор купил квартиру, и они с Кларой начали там обустраиваться. Их с братом прошлый дом оказалась в полном распоряжении Ивана. Теперь он мог расставлять холсты где угодно, не опасаясь брани Фёдора, за которого он был искренне рад. Правда, без брата стало тоскливей, и как — то пусто. Никто больше не трещал над ухом и не подшучивал над ним. Ничего больше не напоминало, о его пребывании здесь, кроме родного профиля в набросках.

Оставшись наедине с собой, Иван полностью погрузился в работу, прерываясь во время визитов Александра, которого одолевала головная боль от постоянного мыслительного процесса, и множество под ковёрных игр дворца, где ему приходилось бывать по роду службы; Фёдора, который не забывал о брате, иногда ненадолго заглядывая к нему, чтобы рассказать множество занимательных вещей, из жизни женатого мужчины; и Олег, который только переступив порог университета, тут же стал любимцем чуть ли не всего высшего света, про свои странные делишки на окраине Птицыно, он помалкивал.

Когда Иван совершил свою третью по счёту вылазку в Птицыно за солнечной пылью, ему досталось лишь пара щепоток.

— Извиняюсь, Ваше Сиятельство, — чуть поклонился сударь Ужастин. — Большим не располагаем.

И вот, по возвращении домой, среди прочих писем и приглашений, которые он в большинстве своем игнорировал, оставляя лишь просьбы о заказах или приглашения из крупных салонов, где собирались представители самых богатых и знатных семей, обнаружилось послание от художественного салона на Золотой Аллее. Они просили дозволения представить его работы на проводимой ими выставке.

Иван не задумываясь ответил согласием, попросил кухарку с нижнего этажа приготовить рябчиков и открыл бутылку вина. Под крышкой часов сразу появилась надпись, повествующая о его триумфе. Этот поступок привёл к столу отнюдь не радостных гостей. И только один из них принес бутылку коньяка.

— И как это понимать? — возмущался Александр, и было не понятно к кому конкретно он обращается, к Ивану или к Олегу.

Упрёк он нашел для каждого из братьев:

— Ты обещал мне поговорить с ним, — обратился он к Олегу.

А Ивану досталось: «— О чем ты только думаешь? Хочешь, чтобы мы все оказались в петле?»

Хотел бы сейчас Иван запастись невозмутимостью Олега, под крики старшего брата, откупоривающего бутылку.

— Ты преувеличиваешь, — Иван попытался говорить спокойно.

Но этот тон подействовал на Алексея как раздражитель.

— Я единственный кто смотрит на всю ситуацию целиком. Всё, — Александр засобирался. — Мне надоело ждать пока ты одумаешься. После выставки, ты покинешь город, — и на прощание, Александр так сильно хлопнул дверью, что все свечи в квартире погасли.

Тень наступающих сумерек окутала братьев.

Олег щёлкнул пальцами, и на них заплясал маленький огонёк.

— Что ж, — сказал он. — Давай отметим твою первую и последнюю выставку. А лучше, — пламя пропало. Олег взял треуголку и подтолкнул Ивана к двери. — Пойдем в трактир, и будем гулять до утра.

Иван не был любителем сборищ, но сегодня идея младшего брата пришлась ему по душе.

— Пойдем, — кивнул он, переполняемый злобой. — Пусть весь Царь — Град знает, что мы сегодня празднуем.

— Вот, — широко улыбнулся Олег. — Это другое дело.

Иван и не подозревал, что Олег может быть, хоть сколько ни то, сведущ в ночной жизни столице. Тут тебе и «приличные» трактиры, которые посетить может далеко не каждый, и даже публичный дом на окраине. К тому времени, когда экипаж доставил их в нужное место, Иван был уже достаточно пьян, но какая — то ответственность за младшего брата все же взыграла у него внутри, и он спросил:

— Откуда ты знаешь такие места?

— Я много чего знаю, — пьяная кривая ухмылка расползлась по лицу Олега. — Студенческие годы — веселая пора, — произнёс он на распев, вываливаясь из коляски, не замечая трепыхавшегося над ним извозчика.

Мысли лениво барахтались в голове, и никак не могли собраться во что — то понятное. Но одной из них всё же удалось выделиться среди остальных: «Студенческая жизнь? Но воспитанников учебных заведений запрещено пускать в публичные дома».

Однако, сознание вновь заполонил туман и здравый смысл замолчал. Дальнейшие события Иван помнил плохо, всё какими — то урывками. Отчётливо запомнились только горячие губы и острые розовые кусты, которые ещё не раскрыли бутонов. И то, и другое не только ярко запечатлелось в памяти, но и оставило алые следы на теле: отпечатки помады на лице и груди, и глубокие царапины на руках.

Всё бы ничего, но голова от боли раскалывалась на части. И мужчина готов был расцеловать камердинера, что принес ему утром рассол. Было уже далеко за полдень и Иван, проснувшись, обнаружил себя на диване, в квартире Олега.

Сам хозяин выглядел помято, но искренне наслаждался бодрящим чаям и газетой, которую камердинер принес ещё утром. Домашний халат он накинул поверх камзола, и кажется даже не расчёсывался.

— Ты у нас теперь на слуху, — сказал он, жадно глотавшему рассол брату. — На, полюбуйся.