P.S. Реквием

Иван понял, больше им ничего не грозит и можно остаться в столице. Всего на мгновение он почувствовал облегчение. Но под матрасом всё ещё лежало письмо, предвещающее семье Орловых гибель, и это обстоятельство не позволило Ивану в полной мере насладиться моментом.

— Не печалься, — попытался проявить участие Александр.

Иван покачал головой, растягивая губы в легкой улыбке. Император хотя бы был с ним честен.

— Теперь ты можешь не распродавать все своё имущество, — сказал Александр, и Иван понял, что его помиловали.

Если люди хотели купить его фамилию, или близость к политической верхушке Империи, то хорошо, он готов был им это продать. Человек решившийся его шантажировать, всё ещё с ним не связывался, и это тревожило мысли и держало его в постоянном напряжении.

Он рассчитывал набрать оставшуюся сумму, продав новые картины. Но уже через несколько дней понял, что всё гораздо сложнее, чем представлялось.

— Как это продали лишь одну? — изумлению Ивана не было предела.

Всего две (или около того) недели назад люди готовы были драться на дуэлях, чтобы получить хотя бы мазок, вышедший из-под его руки, а сейчас из десятка полноценных картин была продана всего одна. И где! На Золотой Аллее!

— Понимаете, Ваша Светлость, — нерешительно замялся смотритель художественного салона. — Тем, кто стоит выше, виднее.

Пусть он не смотрел Ивану в глаза, и говорил больше себе под нос, словно в неудачи Ивана была его вина, слова, произнесенные им, прозвучали, словно приговор. Для Ивана, как будто небо рухнуло на землю. Он вернулся к тому с чего начал.

Вот почему Александр советовал ему не расстраиваться. В который раз слепцом оказался лишь Иван. Даже видя правду, он не хотел её признавать, и в глубине души ему были важны лишь слава и почёт. Оказалось, что быть честным с самим собой ужасно мучительно.

Падение с пьедестала гения вышло болезненным. Иван чувствовал, словно раскололся на множество маленьких осколков, и больше не сможет себя собрать. Это боль настолько ослепила его, что Иван забыл обо всем, что до этого тревожило его дух. И даже любящий покутить Олег, оставил его в одиночестве переносить случившееся.

— Ха, — фыркнул он, — подумаешь, Императору не понравилось. Этот тиран денно и нощно сидит в своем дворце и нет ему дела до людей.

Но как бы Олег не рассыпался в утешениях, Иван оставался всё таким же подавленным.

— Я бы с радостью разделил с тобой эту чашу горького вина, но мне действительно нужно идти, — сожаление Олега было искренним. — Давай встретимся завтра. Завтрашний вечер у меня точно свободен.

Иван ничего не ответил и покинул его квартиру.

— Мне действительно жаль, — доносилось ему в спину.

В трактир он отправился в полном одиночестве, желая лишь заглушить голос истины в своей голове и разрушить себя окончательно. После этого всё заволок туман. А затем он впервые за свою жизнь очнулся в канаве. Его спутниками были: боль в теле, пустые карманы и холод. Дело шло к зиме и ночью Ивана покрыл иней. Добираясь до дома, он старался, как можно меньше попадаться людям на глаза. Иван мог судить о том, что ему это удалось, так как ни одна газета не пестрила заголовкам:

ОТПРЫСК ОРЛОВЫХ БЫЛ ПОБИТ НИЩИМИ

И на том спасибо. Иван был покрыт синяками с головы до пят. Он не помнил наверняка, так как к моменту происшедшего был уже знатно пьян. Но видимо его побили, ограбили (а может он уже всё пропил), и бросили замерзать в канаве. К счастью всё обошлось.

Иван старался лишний раз не попадаться никому на глаза с таким прекрасным лицом, и дважды притворился, что его нет дома: когда тем же утром его решил навестить Олег, и когда приходил Фёдор. А в середине декабря Ивана потревожило новое письмо от шантажиста, написанное всё тем же аккуратным подчерком:

Прошу сложить деньги в платок и оставить их на пересечении Лосницкой и Теневой улиц, рядом с витриной рыбного магазина. В полночь.

Иван располагал только семью тысячами и ста десятью рублями. Как и было сказано в послании, Иван завязал кошель с деньгами в платок, положив туда лишь половину от условленного. Мужчина был уверен, что эти деньги в скором времени вернуться к нему. Например, той же ночью, когда он выследит решившего угрожать ему человека, скорее всего впервые проворачивающего нечто подобное.

Иван не был агентом Тайной Канцелярии, да и полицмейстером тоже, но дабы заметить человека в длинном плаще, старательно скрывающим своё лицо, особых навыков не требовалось. Он шёл за ним несколько улиц, пытаясь не задохнуться от запаха чего — то гниющего, доносимого до него ветром. Этот смрад напоминал ему о Птицыно и увиденной там грязи. Но домысел, что его решил шантажировать кто — то из этого богами забытого района, казалась абсурдной и не имеющей никакого шанца на рассмотрения.