Но и это затмила новая беда, пришедшая на порог дома Орловых. Иван даже подумал, что это дело рук того мошенника, который, не получив от него недостающий суммы, решил сделать такое ужасное предупреждения.
На похоронах Фёдора (Иван чувствовал, что со смертью брата перестала существовать какая — то часть внутри него самого) Антонина Бориславовна, которая сильно напоминала ему пышущую здоровьем матушку, слёзно причитала:
— Неужели вас прокляли? Какой кошмар. Бедняги. Что же делать?
Надежда в серьез разозлилась на её слова, а Иван задумался. Неужели кто — то действительно мог так с ними поступить? Глупости.
Обсуждать дальнейшую судьбу Клары и её общего с Фёдором ребенка на семейном собрании, Иван не стал. И оповестив Олега, что он придерживается мнения, чтобы оставить их в поместье, Иван удалился в свои покои. Час вне постели забрал у него все силы.
Раньше мужчина и не замечал, что Надежда может быть такой заботливой. Хотя в детстве она больше всех присматривала за Снежинкой. Младшая сестра сама подавала ему отвары, меняла полотенца, если вдруг к вечеру Ивана одолевал жар, и помогала выйти в сад на недолгую прогулку. Иногда к ним присоединялась Вера, если не предавалось шитью, или переписке с Анастасией (теперь) Садулиной и Германом Золотарёвым (последнее было секретом).
Надежде даже Пётр был не помехой. Стоило ему вновь начать кидаться в Ивана острыми фразочками, наподобие:
— Какой от тебя толк, если ты день деньской пролёживаешь бока на кровати?
Как потерявшая всякое терпение Надежда бралась за тряпку и пару раз могла ударить, пытающегося защититься старшего брата. Признаться, Ивана это несколько веселило. Благодаря сестринской заботе он вскоре пошёл на поправку. Резь и жар в груди утихли, лишь изредка напоминая о себе слабыми всплесками.
На исходе третьего летнего месяца Надежда покинула родительский дом и вернулась в столицу, где её ждал муж.
Каждый раз, закрывая на закате глаза, Иван боялся, что проснется в холодной ротонде, но этого не происходила. Вся его жизнь текла, словно детство и не прекращалось. Но затем он вспоминал, что пропали некоторые родные лица, а настроение в доме изменилось. Тогда реальность вновь брала над ним верх.
Вера мечтала о свадьбе, и могла подолгу сидеть в комнате, рассматривая своё новое пурпурное платье. Пётр выползал из подвала, лишь за тем, чтобы сковырнуть старые раны Ивана. Тётушка Мария стала ещё раздражительней и всё больше срывалась на сыне.
Неизменными остались только: Семён, всё так же мечтающий о путешествии на корабле, добродушный дядюшка Лев, заведующий в доме хозяйственной частью, приносил Ивану свежие фрукты и овощи, и проповедующая чужую веру тётушка Варвара, а также тоскующая о былом тётушка Алёна. Эти четверо продолжали придерживаться старых устоев, стараясь не замечать, как в застывшем некогда уголке, вновь пошли часы и всё стало меняться.
Острее всех это ощущала Клара, которая до сих пор пыталась привыкнуть к новому для неё с дочерью миру. Ивана даже испугала пустота в глазах женщины, когда ей сказали, что Орловы потомственные колдуны и отцовские карманные часы, с которыми играется Любочка тоже не обычные. Иван даже подумал, что она этого не вынесет, испугается и решить сбежать.
Но вместо этого, она с полными глазами слёз произнесла:
— Я догадывалась, — и слёзы, словно бисер, падали с её ресниц. — По тому, как он прислушивался к ветру или мог не с того, ни с сего предсказать погоду, ссылаясь на ломоту в суставах, — она всхлипнула, прижимаясь щекой к маленькой ладошке, которая тянулась её утешить. — Я видела в нём это. Видела, что — то странное. Не похожее на других, — она внимательно посмотрела в глаза Любочки, ёрзающей на материнских коленях. — И в ней тоже, что — то есть…
Иван был рад, что Фёдор сам выбрал себе жену и не ошибся. Конечно, было бы ещё лучше, не пропадай в доме серебро.
Иван подозревал, что Клара с Любочкой навещают его потому что тройняшки были похожи друг на друга, словно отражения, и в Иване, она видела своего почившего мужа. Возможно, она поладила бы и с Петром, но с Петром, даже из родных, мало кто мог найти общий язык.
Они-то и составили друг другу компанию, когда все остальные уехали на похороны Анастасии, что скончалась при родах. Это поняли не сразу. Вера, которая поддерживала с ней сношения долго не получала письма, а когда все же получила, взволнованно воскликнула:
— Что — то стряслось!
Она поняла это по изменившемуся подчерку, хотя было видно, что помещик Садулин пытался подражать подчерку жены. Анастасию уже было не вернуть к жизни, а процент с пашен Краевских, которыми заведовали Орловы до вступления в права наследства Никиты Краевского, ещё можно было получать. Семья приняла решения публично порицать Садулина и явилась на почин души Анастасии уже с подобным настроением.